Дикое поле
Шрифт:
— Шевелитесь, свиньи! — заорал Джаззар, щелкая бичом. — Весла на воду!
Подняли якоря, и галиот вышел из бухты. Море было удивительно спокойным, ветер стих, поэтому парус не ставили,
273и рабам приходилось нелегко. Поднимаясь вместе с. веслом, Тимофей увидел далеко за кормой силуэт большого корабля. Наверное, его видели и с мостика, но турки не проявляли никаких признаков беспокойства, чувствуя себя в полной безопасности. Скорее всего, этот корабль тоже был турецким.
Примерно час шли вблизи от берега, потом капитан решил удалиться от него и направил галиот в открытое море. Обливаясь потом, жадно хватая открытыми ртами неподвижный, пропитанный вонью воздух, гребцы молили
И ветер подул. Матросы оживились, забегали, поставили паруса. Они быстро наполнились, и галиот заметно прибавил ход. Удары гонга на корме стали реже, рабы получили передышку.
— Скоро шторм. — Грек снова поглядел на небо и нахмурился.
Еще несколько минут назад небосклон был абсолютно чист, а теперь его заволакивали тучи — серо-свинцовые, они быстро наливались чернотой грядущей бури и обкладывали горизонт сплошной пеленой. Галиот оказался словно в центре гигантской воздушной воронки: над ним еще вовсю сияло солнце, а вокруг сгущался мрак. Неожиданно парус безжизненно повис, но море начало волноваться, на гребнях волн появились пенистые барашки, усилилась килевая качка. Однако рулевой уверенно держал заданный капитаном курс, и галиот все время шел носом к волне.
— Навались! — вопил Джаззар. — Работайте, дармоеды!
Кусочек чистого голубого неба над мачтой стал уменьшаться с неимоверной скоростью. Буквально за полчаса сияющий день сменился сумерками — настолько стало темно. Налетел сильный порыв ветра, галиот рванулся вперед, мачта угрожающе заскрипела.
— Парус! — метался на мостике Карасман-оглу. — Убрать парус! Живее, если не хотите отправиться на корм рыбам!
Матросы бросились убирать парус. Полотнище хлопало и рвалось из рук, словно не желая подчиниться. Началась бортовая качка: волны окатывали полуголых гребцов и с шипением уходили прочь, чтобы вновь навалиться на галиот.
— Разворачивайся! — ревел капитан. — Впереди скалы!
Но развернуться оказалось не так-то просто. Парус, наконец, убрали. Зато ветер крепчал с каждой минутой. Корабль как щепку подбрасывало на волнах. На горизонте небо прорезала вспышка молнии. Рабы выбивались из сил, стараясь выгребать навстречу волнам. Нос галиота постоянно зарывался в воду, и временами казалось, что он уже никогда больше не скинет с себя накрывшую его пенистую волну, а переломившись, погрузится в пучину.
Со зловещим треском рухнула мачта. Ее обломки пришибли одного из надсмотрщиков и покалечили двух гребцов. Стоило им отпустить весло, как оно треснуло, и корабль подставил борт волнам. Сбив с ног рулевого, Карасман-оглу сам схватился за штурвал и сумел опять поставить галиот носом к волнам. Однако положение было весьма опасным: судно плохо слушалось руля. Капитан разразился проклятиями и приказал матросам занять на веслах место искалеченных рабов.
— Надо выбрасываться на берег! — крикнул грек. — Иначе мы все утонем.
Но Карасман упрямо пытался уйти в открытое море, опасаясь разбить корабль на прибрежных скалах. Однако сегодня для него был черный день.
— Турок нас утопит! — завопил грек.
— Молчи, скотина! Работай! — Джаззар перетянул его по спине бичом. Он остался в трюме один и, не задерживаясь около строптивого раба, кинулся по мосткам ближе к носу.
Грек отпустил весло и начал разжимать браслет подпиленных кандалов.
— Надо напасть на них сейчас, — торопливо говорил он. — Я умею управлять кораблем. Пригнитесь и бросайте весло!
— Берегитесь! — крикнул болгарин и упал, увлекая за собой Тимофея.
Грек, арнаут и франк тоже полезли под скамью. Сидевшие впереди и сзади рабы стали бросать весла и ложиться. Увидев это,
Головин разжал кольцо на ноге, вскочил и рванул по мосткам навстречу Джаззару. Оказалось, что Мясник едва достает ему головой до плеча, но задумываться над этим было некогда. Увернувшись от удара бича, казак перехватил руку надсмотрщика, резко развернул его и, как удавкой, захлестнул шею Мясника его же бичом. Уперся коленом в хребет турка и резко потянул за концы воловьих жил, из которых был сплетен бич. Джаззар еще больше выпучил глаза и засипел. Галиот качнуло, и сцепившиеся противники покатились по настилу.
А вокруг трещали ломавшиеся весла, дико выли рабы, шумели волны. Из-под кормового настила внезапно выскочил черпальщик и ловко вскарабкался на мостик. Карасман-оглу слишком поздно понял намерения карлика: он выкрикивал распоряжения матросам, кинувшимся за оружием, и тут на его голову обрушился тяжелый деревянный ковш. Череп треснул как орех, и Карасман замертво упал, пятная доски мостика кровью.
Яростно ревущая толпа гребцов ринулась на корму, размахивая обрывками цепей и оторванными от скамей досками. Когда Тимофей покончил с Джаззаром и поднялся на ноги, рабы уже добивали оставшихся в живых матросов, а на мостике стоял грек, твердо держа в руках штурвал.
— На весла, братья! — кричал он. — Иначе утонем! На весла! Надо выброситься на берег!
Черпальщик встал у гонгов и начал бить в них ковшом, задавая ритм гребцам. Подгоняемый порывами ветра, галиот стрелой полетел по волнам навстречу скалам.
— Выгребай, правый борт, выгребай! — командовал грек.
Весла гнулись под напором воды. Борьба за жизнь и желание сохранить счастливо обретенную свободу придавали гребцам новые силы. Медленно, страшно медленно скалы начали удаляться. Но радоваться еще было рано: далеко позади качалась на волнах большая турецкая галера. Видимо, там поняли, что на галиоте не все в порядке: с носа галеры ударила пушка. Не долетев до захваченного рабами судна, ядро зарылось в воду.
— Все на правый борт! Навались! — раздавался голос грека. Он оказался более умелым мореходом, чем погибший Карасман. Его зоркие глаза разглядели левее скал длинный и широкий залив, защищенный от волн выступающим в море мысом. Туда он и направил галиот.
— Левый борт! Табань!
Почти потерявшее управление судно развернуло огромной волной и на ее гребне внесло в залив.
— Бросай весла! Ложись!
Еще одна волна догнала галиот и ударила в корму. Раздался жуткий треск, казалось, что корабль сейчас перевернется, потоки воды обрушились на палубу, смыв за борт труп Карасмана. Все судорожно вцепились в скамьи и обрывки снастей. Судно стонало и скрипело, как смертельно раненный зверь, отчаявшийся вырваться из западни. Страшный удар потряс галиот, и он, распоров днище о камни, зарылся носом в прибрежную гальку. В пробоины шумно хлынула вода, пенистым потоком заполняя трюм. Карлик-черпальщик приплясывал и дико хохотал, кружась около обессилено опустившегося на мостик грека. Потрясая прикованным к руке ковшом, он показывал на прибывавшую в трюме воду.
Цепляясь за трап, ведущий на кормовую надстройку, Тимофей тяжело поднялся на ноги и ошалело помотал гудевшей головой. Неужели они спасены? Берег совсем рядом, и он сойдет на него свободным от цепей!
— Эй, выбирайтесь все на сушу! — прокричал грек, приложив ладони рупором ко рту. — Корабль может разломиться!
Помогая друг другу, оставшиеся в живых бывшие рабы пробирались на нос галиота и спрыгивали на камни. В открытом море, недалеко от входа в бухту, черным призраком качалась на волнах большая пятидесятивесельная турецкая галера.