Дикое сердце ветра
Шрифт:
Носил он короткую стрижку и не закрашивал седину, не смотря на моду последних лет. В свои тридцать пять Габриель выглядел на все пятьдесят, но ни сколько этого не стеснялся. Вы бы легко его выделили в толпе, ибо он слегка прихрамывал на левую ногу, носил очки в толстой оправе и с толстыми стеклами без диоптрий, клетчатый галстук и такую же клетчатую кепочку.
Но помимо весьма несимпатичной наружности, в этом человеке было нечто, что заставляло обращать на него внимание, прислушиваться к его словам, чем он и пользовался без зазрения совести.
Начнем с того, что у него была красавица
А еще у Габриеля Мидару была собственная газета. И… собственная политическая партия. Правда, про его роль в ней знали немногие. Официальным лидером являлся Орландо Жисас. Но без одобрения Габриеля он не имел права молвить и слова. Сам же Мидару, дабы не подставлять себя под возможные удары недоброжелателей, во всех документах числился только редактором речей. Тем не менее, финансовые потоки неукоснительно проходили через его людей.
Этим вечером Флорины не было дома. Она умчалась на съемки куда-то на север Спиры. И Габриелю представился шанс спокойно подумать над новой речью, а так же наметить необходимые встречи Жисаса на следующий месяц.
В тонкой фарфоровой чашке дымился свежесваренный кофе, на блюде скучал недоеденный бутерброд, а на занавешенной шторе рисовала розоватым светом овал настольная лампа. Главный редактор влиятельной газеты, не скрывавший своего презрения к печатным машинкам, размашистым почерком портил лист за листом, перечитывал получившееся послание, недовольно хмурил густые брови, и беспощадно комкая листы, отправлял их один за другим в стоявшую возле двери корзину. Особой меткостью Мидару не отличался, и возле почти пустой корзины накопилась внушительная куча бумажного мусора.
Нужные мысли не шли, "политическое вдохновение" сегодня упорно не желало посещать редактора, и Габриель даже не почувствовал раздражения, когда в дверь вначале зазвонили, потом застучали.
Раздумывая, кто бы это мог быть такой невоспитанный, и в то же время знакомый консьержу, Габриель неспешно подошел к двери. Но открывать не торопился, выглянул в глазок и на всякий случай спросил:
– Кто?
– Я! Кто же еще в такой час портит жизнь добропорядочным гражданам!
– не совсем твердым голосом ответили ему.
Хозяин квартиры страдальчески вздохнул и открыл дверь. На пороге стоял высокий молодой мужчина в мокром плаще, с мокрыми длинными светлыми волосами и выразительными голубыми глазами. И еще, тот мужчина был пьян.
– Что случилось?
– Мидару удивленно уставился на гостя. Похоже, он меньше всего ожидал увидеть его в таком состоянии.
– Все плохо! Я никчемное существо, Габри! После того, что я сегодня узнал про себя, я вообще никто!
Гость покачнулся, но хозяин подхватил его под руку.
– Снимай плащ и ступай в кабинет, недоразумение ты мое. На пороге такие разговоры не ведут, - скомандовал Габриель.
Гость послушно вошел в квартиру, долго возился с пуговицами дорогого серого плаща, нетвердой походкой добрался до кабинета и уселся прямо за стол хозяина. Тому подобное безобразие не пришлось по душе, но он смолчал. А потом и вовсе позабыл, ибо гость рассказал тако-о-ое,
– Так ты не разыгрываешь меня, Бартеро?
– осторожно спросил он. Но гость был чересчур поглощен своей бедой.
– Ты не представляешь, что значит узнать - я не человек!
– сокрушался он.
– Что те люди, которых я считал своими родителями, всего лишь воспитали меня: подменыша, кукушонка!
– Откуда… - начал было Габриель, но друг его перебил.
– Подожди, не торопи, дай я скажу! Оно у меня здесь горит, это знание!
– он постучал себя по груди.
– Я всю жизнь жил, удивляясь своим способностям, гордясь ими. А теперь как мне смотреть в глаза людям? Как мне на себя смотреть в зеркало? Я не человек! Я не был похож на свих родителей. Отец у меня смугл и черноволос. У матери темно-русые волосы. Откуда я такой белый? Я не альбинос. Отец всю жизнь подозревал мать в измене, ко мне был холоден. Когда меня в двенадцать лет забрали к себе гатуры, мне казалось, он вздохнул с облегчением. Когда мне исполнилось семнадцать, мне сказали, что родители умерли. Отравились контрабандным вином. Но сейчас я осознаю, их просто убили!
– А если ты ошибаешься?
– вклинился в полный отчаянья монолог Габриель.
– Ты слышал только обрывок разговора. Как ты можешь делать подобные выводы?
– Потому что я больше тринадцати лет прожил среди гатуров! Они еще не на такое способны, эти "спасители человечества"!
Гость уронил голову на руки, и хозяину показалось, что он плачет.
– Ты пьян. Ты просто пьян, и от этого несешь полную чушь!
– Я пьян, - согласился гость.
– Потому что… Да Бог знает, поему! Просто пьян!
– Тогда поспи. Флорина уехала. В ее кабинете теперь есть диван.
– Разве я смогу спать?
– не поднимая головы спросил Бартеро.
– Пока не узнаю правды, какой теперь сон!
– И что изменится, если узнаешь? Тебе станет легче или наоборот - хуже? Стоит ли эта правда, чтобы так из-за нее переживать?
– Не знаю, - прошептал гость.
– Я стал слишком слаб, Габри! Я ни на что не гожусь.
– Чушь. Ты просто устал. Мотаешься с одного края света на другой, мерзнешь на Данироль, дома не бываешь. Одумайся и успокойся. Если не придешь в себя, провалишь контроль лояльности перед очередной экспедицией. И у тебя будут еще б о льшие неприятности.
– Знаю, - гость встал.
– Пожалуй, ты прав. И я действительно должен сейчас успокоиться. Попробую заснуть. Целых два года тянул с новой экспедицией, вот и получил "подарочек" от учителей!
– Иди-иди, - поторопил его Габриель.
На пороге гость остановился. Неяркий свет лампы упал на его бледное красивое лицо.
– Спасибо, Габри. Прости, что я так…
– Брось, Бартеро.
– махнул рукой Мидару.
– Чудесных снов тебе.
Когда дверь за гостем затворилась, Габриель вновь разложил бумаги и принялся писать речь. Новое знание должно было улечься в его голове, "остыть". Тогда и идеи пойдут, как его применить. А пока надо работать.