Дикое животное и человек

Гржимек Бернхард

В прежние времена на сайгаков зачастую нападал особый вид овода, который откладывал им под кожу свои яйца. Вокруг вылупившихся из яиц личинок образовывались болезненные гнойники, доставлявшие сайгакам немалые страдания. Но с конца XIX века с этой ужасной пыткой было покончено. По-видимому, в какой-то момент численность горбоносых антилоп настолько упала, что оставшихся особей просто не хватало на то, чтобы биологический цикл этого опасного паразита не оказался нарушенным. Таким образом, овод вымер прежде, чем его животное-хозяин. И хотя сайгаки с тех пор уже снова достигли своей прежней численности, паразит их так и не оправился — он исчез бесследно. А вот у антилоп, обитающих в Монголии, овод так и не перевелся.

Случается, что

и ящур, это страшное заболевание домашнего скота, переходит на сайгачьи стада. У самцов от этого отламывается верхняя часть рогов, а молодняк погибает почти целиком. Во время одной такой эпизоотии на каждого живого сайгачонка приходилось по два мертвых, а в общей сложности удалось насчитать 40 тысяч трупиков. Однако урон среди взрослых антилоп был не так уж велик: девять процентов от всего стада. Суровая зима приносит значительно больший ущерб.

С началом зимы сайгаки откочевывают из степей к югу, в пустыню. Шерсть их к этому времени светлеет, приобретает серый оттенок и теряет свой блеск. Там, в заснеженной пустыне, они выкапывают из-под снега полынь, богатую белками и жирами. У них, как и у всех раскапывающих снег копытных, — длинные острые копыта. А вот лошади Пржевальского, а также куланы, или дикие азиатские ослы, те не в состоянии своими круглыми короткими копытами как следует разгрести снег. Поэтому, когда к их естественным врагам прибавился еще и человек в качестве охотника, их поголовье катастрофически быстро пошло на убыль, пока не исчезло вовсе. А горбоносые маленькие антилопы оказались в этом отношении устойчивее и продержались значительно дольше.

Сайгаки, как типичные степные животные, испытывают неизъяснимый страх перед кустарниками. Они стараются держаться от них подальше. Следовательно, они никогда не вредят древесным насаждениям. То же самое относится и к полям ржи и пшеницы. На одном квадратном километре ржаного поля, но которому прошло стадо сайгаков, найдено всего каких-нибудь 15–20 оборванных колосьев. Животные аккуратно прошли гуськом в междурядьях ржи. Поскольку они предпочитают в качестве кормов растения высотой примерно 15–20 сантиметров, то даже во время засухи и в разгар лета почти никогда не заходят в посевы кукурузы; правда, обходя их, иногда сильно затаптывают по краям. Так что, как видите, ущерб, наносимый ими сельскому хозяйству, отнюдь не велик.

А остановить колесо фортуны удалось действительно буквально в самый последний момент. Правда, поначалу запретами на охоту удалось добиться немногого, разве того, что последние пары сотен оставшихся в живых сайгаков не были выбиты. Но потом, в середине двадцатых годов, в европейской части популяции западней Волги начали замечать постепенное увеличение их поголовья; в Казахстане оно стало ощутительным к тридцатым годам. Во время второй мировой войны, когда в степи оставалось мало скота, но и меньше людей, процесс этот еще убыстрился. В районах западнее Волги в каждом более или менее крупном населенном пункте был учрежден егерский пост, где работало в общей сложности 25–30 человек. Егеря разъезжали на мотоциклах по степи, вели борьбу с браконьерством и дважды в месяц должны были представлять отчеты о состоянии дел в подведомственном им районе. Но прежде всего им вменялось в обязанность охранять «родильные дома» от бродячих собак, которые прежде ежегодно утаскивали уйму новорожденных ягнят.

После того как лавина пришла в движение, она нарастала уже с каждым годом все больше и больше. В 1947/48 году в Казахстане насчитывалось снова столько же сайгаков, как 100 лет назад. В 1951 году их было там около 900 тысяч, в 1960 году — уже 1,3 миллиона. Еще дальше к востоку, в Монгольской Народной Республике, к 1955 году тоже издали закон о запрещении охоты на сайгу.

К 1954 году сайгаки распространились по степи настолько широко, что подошли к самым границам земель, занятых под сельскохозяйственные культуры. Они заселили всю территорию, которую им сейчас может предоставить человек.

Это отнюдь не мало: в азиатской части Советского Союза это два миллиона квадратных километров, в европейской — еще 150 тысяч, что равняется половине территории всей Европы. Однако в таких засушливых степях и полупустынях произрастает в лучшем случае от двух до семи центнеров зеленой массы на каждый гектар. Больше чем одна антилопа на одном квадратном километре здесь не прокормится.

Поэтому начиная с середины пятидесятых годов было разрешено использовать часть поголовья сайгаков на нужды человека. С этой целью был создан Астраханский промхоз — государственное охотхозяйственное учреждение. Каждый год ведется учет животных с самолета, летающего над территорией «родильных домов», а затем повторно осенью, незадолго перед открытием охоты. Государственные охотничьи бригады отстреливают сайгаков, выезжая темными ветреными ночами на машинах в степь и освещая стада прожекторами. Частным лицам подобная охота категорически запрещена.

Такая бригада, состоящая из пяти человек, медленно едет по степи со скоростью 15–20 километров в час. Даже в обычном свете фар антилоп можно обнаружить на расстоянии до двух километров по их отсвечивающим зеленым глазам. Подъехав к стаду на расстояние 100–200 метров, машина останавливается, и включается сильный прожектор. Пораженные ярким сиянием, сайгаки останавливаются или даже начинают подходить ближе, точно так же как мы это наблюдали у газелей Томсона в Восточной Африке, когда отлавливали их для мечения. Стрелки тем временем выскакивают из машины и с близкого расстояния, в 30–40 метров, начинают отстреливать животных.

Как я уже сказал, в противоположность обычной охоте при таком способе почти не остается подранков, которые убегают и затем умирают мученической смертью. Кроме того, с такого расстояния можно легко отличить пол и возраст животных. Отстреливают главным образом молодых самцов. Прежде отстреливали старых. Но когда однажды в порядке эксперимента их число сократили до одного-двух процентов (в то время как обычно оно составляет 10–20 процентов от стада), то на следующий год оказалось в четыре — шесть раз больше яловых самок, чем обычно. Одна бригада в состоянии за пять-шесть часов уложить от 100 до 120 антилоп [13] .

13

В настоящее время разработан метод отлова сайгаков специальными сетями, который широко применяется в государственных промхозах.

Сайгаки отличаются невероятной способностью быстро приходить в себя после «кровопускания». После появления молодняка поголовье стада разом увеличивается на 115 процентов, следовательно, в течение 14 дней оно фактически удваивается. Так что в случае отсутствия волков и бродячих собак или когда тех очень мало можно смело изымать для хозяйственных нужд до 40 процентов от общего поголовья сайгаков (с учетом естественного отхода), не нанося им ни малейшего урона — число их не уменьшится.

В настоящее время в европейской и азиатской частях Советского Союза промышляется от 250 до 300 тысяч сайгаков. Однако считается, что сайгачьи стада должны разрастись до еще больших размеров. Так, в Казахстане рассчитывают на поголовье от двух до трех миллионов.

От добытых животных используется не только мясо, которое по вкусу не уступает баранине, но также и шкура, из которой выделывается хромовая кожа. В дело идут и рога, из которых вырабатывается лекарство типа «пантокрина». Выпотрошенный самец дает в среднем до 25 килограммов мяса, самка — от 16 до 17 килограммов. Таким образом, на сегодняшний день в Советском Союзе ежегодно получают шесть тысяч тонн дополнительного мяса, 20 тысяч квадратных метров кожи, и все это с бросовых, полупустынных земель, которые после окончательного истребления сайги остались бы навеки пустовать.