Дикое золото

Бушков Александр Александрович

За спиной решительно простучали каблуки сапог.

– Знаете, а я загадала, – сказала Таня совсем близко. – Если вы отшатнетесь при виде моего «призрака», выйдет одно, а если нет – совершенно даже другое. Вы не отшатнулись.

– И что теперь? – спросил Бестужев, медленно оборачиваясь.

– Тебе непременно объяснить? – спросила Таня, глядя ему в глаза совершенно спокойно. – Экий ты, право…

Подняла руки – широкие рукава косоворотки сползли к плечам – и властно закинула ему на шею, переплела пальцы на затылке, притянула голову.

Ну, а уж в такой-то жизненной ситуации ни один нормальный мужчина не мог уподобляться

незадачливому библейскому персонажу, в особенности если сам этого хочешь больше жизни. Все происходило как бы само собой, естественно, как радуга или дождь: объятия становились все крепче, поцелуи все более сумасшедшими, кто кого увлек к лежанке, и не понять, цветастое покрывало будто без малейшего человеческого участия вспорхнуло и вмиг развернулось, открывая постель, одежда куда-то исчезала с глаз, а ненужная стыдливость исчезла еще раньше. Поначалу Бестужев был скован по вполне понятным причинам, но очень быстро оказалось, что трепетная невинность его не ждет, что его умело и непреклонно привлекла к себе очаровательная молодая женщина, точно знающая, что может ему дать, что может от него получить. Тогда он отбросил все предосторожности, хотя рассудочная частичка сознания не уставала ныть, что все это – сущее безумие, ну да кто ж ее слушал в этом месте и в такую ночь?

Он не думал, что еще способен терять голову, а оказалось – потерял. Дыхание смешивалось, неосторожные стоны пьянили, обнаженные тела ощущались единым целым – стать ближе друг другу было просто невозможно, весь мир состоял из лунного света, невероятного наслаждения и бессмысленного шепота, и это сладкое безумие продолжалось вечность, пока он, опустошенный и счастливый, не замер, уткнувшись щекой в ее плечо.

– Ты не умер, часом? – защекотал ему ухо дразнящий шепот. – Даже страшно сделалось…

Не шевелясь, он улыбнулся в потолок, ничего не ответив. Давно уже не было так хорошо и покойно на душе.

– Совершенно никакого раскаяния, – грустно сказала Таня. – Одна циничная улыбка. Совратили беззащитную барышню, господин офицер, а теперь изволите цинично ухмыляться?

– Ага, – сказал он счастливо, легонько притянул ее голову на плечо. – А еще я вскорости начну сатанински хохотать, как и положено по роли роковым соблазнителям… Танюша, а ты, коли уж пошли театральные штампы, должна рыдать горючими слезами над погубленной жизнью…

– Еще чего, – фыркнула Таня, погладив его плечо. – Зачем, прости, рыдать, если можно взять пистолет и всадить пулю?

– Логично… – покрутил он головой. – Я…

Она легонько вздохнула:

– Ну вот, сейчас, чувствую, начнется: милая, единственная, люблю пуще жизни и петушков на палочке… Алеша, я тебя прошу, не надо, милый, ты чудесный человек, полный ротмистр, загадочный жандарм, мне с тобой хорошо невероятно, только, я тебя умоляю, не нужно мне ни в чем признаваться. Ты меня и не знаешь ничуть, – она наклонилась над ним и, осыпав пушистыми золотыми прядями, заглянула в глаза. – Хочешь, скажу, про что жаждешь спросить, да деликатности не хватает?

– Не надо.

– Как прикажете, ваше благородие… – она нагнулась и мимолетно поцеловала в губы. – Я тебе одно скажу: твоих предшественников было все же не столь много, чтобы тебе по этому поводу впадать в черное уныние. Не будешь?

– Не буду, – сказал он серьезно. – Жизнь – вещь сложная, коли она настоящая, а не в театре. Жила без меня, как складывалось, и дальше проживешь…

– Ну что ты загрустил? Ничего еще

не решено… – сказала Таня с непонятной интонацией, подавшей ему бешеные надежды. – Ох, мы все же порядочные греховодники, Алеша. Без прогулок, без долгих ухаживаний…

– Я тебе ни в чем не буду признаваться, – сказал он покорно. – Но покой потерял с тех пор, как ты меня чуть не растоптала…

– У тебя был тогда такой вид, словно ты шел и сочинял стихи. Честное слово.

– Вот уж не грешен. Совсем над другим думал. Наша служба и стихи… как-то не вяжется. – Не рассказывать же ей о Семене, питавшем слабость к сочинению бездарных и искренних виршей о тяжкой доле и почетной службе охраны? – Хотя… Был у меня однажды случай, когда стихи пришлось слушать всю ночь, причем, ты не поверишь, как раз на службе. Этой весной. Привели ко мне по подозрению в контактах с революционерами одного странного молодого человека, быстро стало ясно, что молодой человек – не от мира сего, абсолютно вышиблен из реальности… так он мне чуть ли не до утра без всякой просьбы с моей стороны и без малейшего стеснения читал собственные вирши. Ну, хотелось ему так. И как-то так заворожил, что я его старательно слушал, будто так и следует. Ничего почти не запомнил, вот только насчет прошлых веков…

И нет рассказчика для женВ порочных длинных платьях,Что проводили дни, как сон,В пленительных занятьях:Лепили воск, мотали шелк,Учили попугаевИ в спальню, видя в этом толк,Пускали негодяев…

Звали Осипом, а вот фамилия вылетела из головы – то ли Мандель, то ли Мандиштам…

– Неплохо, – сказала Таня. – А мне вот один инженер специально посвящал целое четверостишие:

Я встретил красавицу. Россыпь хрустела.Брусника меж кедров цвела.Она ничего от меня не хотела,Но самой желанной была…

– Господин ротмистр! – прыснула она. – Прошу вас столь ревниво и грозно не фыркать! С его стороны это было чисто платонически, а с моей – вообще никак. Насмешливо и без капли женского интереса. Это ты вдруг взял, да и свалился, как снег на голову. У тебя тогда, в Шантарске, лицо было столь несчастное и суровое, что мне это показалось необычным…

– Несчастное?!

– Но и суровое тоже, – улыбнулась Таня. – И в чем-то загадочное. Как потом оказалось, женская интуиция не подвела, ты у меня и в самом деле оказался тем самым незнакомцем из романов, что проходят в тени колоннады, пряча лицо под краем черного плаща… Алеша, а ты правда не женат?

– Вдовец.

– В твои-то годы? Ой, прости, если я что-то…

– Нет, пустяки, – сказал он честно. – Там все сложилось так, что и грустить не о чем, хотя, конечно… Смерть есть смерть.

– А ты скоро уедешь?

– Наверное, завтра… или, получается, уже сегодня. Но мы ведь можем встретиться в Шантарске? Или ты меня там не захочешь узнавать?

– Глупости какие, – энергично сказала Таня. – Не такая уж я дрянь. Как только выдастся момент, обязательно пришлю к тебе кого удастся, так и напишу: «господин полный ротмистр, вас знают по-прежнему…»