Диктат акулы
Шрифт:
За кормой яхты вспенилась вода. Судно пошло на юго-восток. Заряженная акула двигалась своим курсом, огибая остров. Телекамера ощупывала ржавые остовы судов. Отойдя на пять кабельтовых к юго-востоку, Ким застопорил силовую установку и бросил якорь. Акула к тому времени уже обогнула остров и стала, направив на него объектив камеры.
Ничего подозрительного на ржавых кораблях не происходило: никакой жизни, никакого движения. Теперь Ким почувствовал себя в относительной безопасности. Он видел остров целиком, с двух сторон. Видел его и с высоты через камеру на мачте. В его распоряжении были и «уши»: эхолот и активный сонар, то и дело посылавший в толщу воды сигналы. При желании южанин мог зафиксировать приближение к яхте даже рыбины длиной в полтора фута. А если взбрело бы в голову, то и уничтожить ее мини-торпедой. Технические характеристики оборудования позволяли и такое.
С этого момента Киму предстояло только ждать. Завтра в окрестности Камрани должно было прибыть подкрепление – дюжина южан, специально подготовленных по программе ЦРУ, подконтрольных мистеру Бьорку. Во всяком случае, Бьорк говорил Киму об этом. Жаль только, канал связи с ними был теперь односторонний. Они могли связаться с яхтой. А вот Ким не имел такой возможности. Позывные ушли из этого мира вместе с Джеймсом Бьорком. До завтрашнего дня Ким вполне мог придумать обеляющую его самого версию событий, в которой он выглядел бы если не героем, то уж очень отважным агентом.
Лишь у самого горизонта изредка показывались суда, следовавшие в порт. Там пролегал относительно оживленный маршрут. Вблизи же от острова виднелось, кроме «Парадиза», только одно плавсредство – джонка. Предоставленная сама себе, она дрейфовала под изменчивым ветром.
Южанина беспокоило, что кто-нибудь, подплыв поближе, может заметить и заинтересоваться брошенным на произвол судьбы судном. А потому он даже вздохнул с облегчением, когда джонку медленно погнало к «острову погибших кораблей».
– Ну вот и отлично. Еще одно неудобство устраняется само собой, – подумал он, – на общем фоне ее никто не сумеет разглядеть.
И южанин, вполглаза наблюдая за монитором, принялся сочинять свою версию событий. Самым главным было представить дело так, что гибель мистера Бьорка являлась неизбежной. И он, Ким, никак не мог его спасти.
План, придуманный командиром «Адмирала Макарова», не ограничивался тем, чтобы доставить в распоряжение четырех подводников два комплекта аквалангов. Он включал в себя и другое…
Илья Георгиевич плыл на глубине двух метров так, как делал это на тренировках в бассейне. Выставив перед собой руки, изгибаясь всем телом, энергично шевеля ластами. И дело было не только в том, чтобы рассекать воду сведенными вместе руками. Наверняка на моторной яхте имелся сонар.
Кавторанг отлично представлял по собственному опыту логику человека, следящего за появлением и передвижением любых объектов на мониторе. Если он опасается аквалангистов, то станет отслеживать в первую очередь объекты длиной около двух метров. А выставленными вперед руками Макаров удлинял свой силуэт почти на целый метр. Главное было делать ногами взмахи одновременно. Тогда они бы воспринимались просто как цельный хвост крупного дельфина или молодой касатки.
Впереди уже маячило днище джонки. Судном явно никто не управлял. Никем не придерживаемый руль свободно покачивался. Макаров осторожно вынырнул со стороны, противоположной той, где стояла на якоре яхта. Ухватился за борт джонки, подтянулся и заглянул в нее. Увиденное не стало для него сюрпризом. Инфразвуковая пушка действовала тупо и наверняка, убивая все живое. Мертвые ловец жемчуга и его жена, мертвые поросята в бамбуковой клетке.
Стараясь поменьше возвышаться над бортом, Илья Макаров подхватил свесившуюся в воду веревку, повернул парус против ветра. Материя тут же словила движение воздуха, выгнулась, и джонка заскользила к «острову погибших кораблей».
– А ведь раньше никогда не ходил под парусом, – сказал сам себе командир «Адмирала Макарова», – казалось бы, зачем такая наука подводнику? А вот же и канатоходцем пришлось побыть, и яхтсменом, и подводным пловцом-диверсантом предстоит сделаться. Жизнь не только лучший режиссер, но и лучший наставник. Захочешь выжить и победить, всему научишься. А двоечников в суровой школе жизни на второй год не оставляют.
Чтобы придать движению джонки видимость более естественного, Илья Георгиевич иногда ослаблял веревку, затем натягивал и резко менял курс на несколько десятков градусов, иногда позволял материи безвольно обвиснуть.
– Была бы это не джонка, а крейсер, можно было бы сказать, что я иду противоторпедным зигзагом.
Последние дни выдались такими изнурительными, опасными, насыщенными событиями, что командиру «Адмирала Макарова» казалось, будто он покинул борт родного боевого корабля чуть ли не месяц тому назад. Хотя счет-то времени можно было вести на часы, используя двузначные числа.
Край острова приближался. Нос джонки смотрел точно на полузатопленный понтон, в настиле которого зияла черная проломанная дыра. Илья Георгиевич для большего правдоподобия развернул джонку бортом и принайтовал плавсредство к ограждению. Внутри понтона прибытие командира уже ожидали все трое подводников – штурман успел вернуться с аквалангом.
– С прибытием, товарищ командир, – поприветствовал Макарова старпом, лишь только тот поднял маску.
– Полдела сделано, – ответил кавторанг.
– Если бы не знал, что джонкой управляете вы, подумал бы, ее просто тащит течением, – признался штурман.
На эту похвалу Макаров лишь пожал плечами.
– Немного везения, немного старания. У тебя получилось бы не хуже, ведь ты на паруснике плавпрактику проходил. Давай, старпом, докладывай, где акула.
– Как вы и предполагали, он завел ее так, чтобы наблюдать весь остров.
– Значит, в районе маяка?
– Так точно.
Макаров даже не снял баллоны. Он лишь присел на металлический выступ – ребро жесткости понтона, чтобы отдышаться. Штурман с надеждой смотрел на командира, ожидая, что тот привлечет его для исполнения и второй части плана.
Клетка с мертвыми поросятами уже была перенесена внутрь понтона. Илья Георгиевич откинул крышку, прикоснулся к мертвым животным, помял их пальцами.
– Мягкие. А это значит, что кровь у них еще свежая. Старлей, пойдешь со мной.