Диктат акулы
Шрифт:
– Честное слово, товарищ лейтенант.
– Сколько заплатили? Двадцать долларов? Пятьдесят?
Владелец кемпинга недавно начал свой бизнес, проработал всего пару сезонов, а потому еще не научился врать так нагло, как другие его коллеги.
– Это только чаевые, – штатский вытащил из кармана френча мятую зеленую бумажку, расправил ее и положил перед полицейским, – пятьдесят долларов. Чаевые же законом брать не запрещено. Сказали, за хорошую работу.
О том, что ему поручили купить подвесные моторы к лодкам, а сдачу в двести пятьдесят долларов разрешили оставить себе, хозяин решил промолчать. Он уже понимал – гости у него побывали непростые и покупка моторов для них может быть расценена
– Чаевые это неплохо, – бесстрастно произнес офицер, рассматривая мятую купюру, – но надо было об этом сообщить мне сразу, – он резко поднял взгляд и пригвоздил им хозяина кемпинга к спинке кресла, – ты же знаешь, они не вернутся.
Штатский от растерянности не знал, что и ответить. То, что его гости вряд ли вернутся, он уже понял, когда те попросили приобрести моторы. Зачем покупать, когда он мог дать их напрокат? Но сдавать честных людей полиции без внутренней борьбы неопытный бизнесмен еще не привык.
Офицер, только начавший делать карьеру в полиции, поднялся, нависнув над тщедушным хозяином.
– Я же вижу. Ты честный гражданин. Если и оказался в чем-то замешанным, то по ошибке. Наши органы справедливые. Все учтут, разберутся. Невиноватых у нас не карают.
Прозвучало еще несколько убедительных фраз времен военного коммунизма – о социальной справедливости и самых честных в мире правоохранительных органах.
– …Тебя же подставили. Кто-то попросил, поручился за них. А ты хорошо не подумал, – темно-карие глаза вьетнамского полицейского смотрели пытливо, колючие зрачки казались кончиками острых гвоздей.
– Виноват. Бдительность потерял, – сдался слабый духом бизнесмен, проклиная в душе своего двоюродного братца, подселившего «выгодных» клиентов.
– Так-так, – полицейский боялся, что хозяин вновь замкнется, – родственник, наверное, посоветовал? Я же не для того спрашиваю, чтобы кого-то покарали. Нам только те европейцы и нужны.
– Мой двоюродный брат Бам Вам Донг их ко мне направил. Вроде он их в море встретил. Они сказали, что вдоль побережья путешествуют. Так что, можно сказать, устроились у меня по его рекомендации. Хоть я от своего брата и слова не слышал. Я его вообще уже два дня не видел. Мы часто так делаем. Он посылает, я принимаю. Вроде рекламного агента. От каждого такого заселения я ему обычно двадцать баксов отстегиваю. Тут все так делают. Это же не преступление?
Офицер полиции задумчиво постучал пальцами по дешевому офисному столу.
– И теперь верю. Скажи мне честно, как думаешь – вернутся они?
После недолгого размышления хозяин кемпинга признался:
– Думаю, что нет. Так мне показалось. А в клиентах я редко ошибаюсь.
– Значит, твой брат.
– Двоюродный, – напомнил владелец кемпинга.
– И джонка у него. А зовут его…
– Бам Вам Донг, – с готовностью подсказал родственник.
– Да, да, слышал о нем. Это он премию за выловленную акулу отхватил. Что ж, будем искать. Он должен больше знать.
Сделав с десяток звонков по мобильнику, связавшись с полицейскими осведомителями, через четверть часа молодой лейтенант уже выяснил – последний раз джонку ловца жемчуга видели направляющейся к «острову погибших кораблей». А это как-то слабо вязалось с его занятиями. Там не было скалистых отмелей, где обитали б жемчужницы. Да и акулы там встречались редко. А всякое несовпадение обязательно насторожит настоящего полицейского.
Он не знал и даже не стремился узнать, кто на самом деле эти загадочные дайвингисты. Просто среди других офицеров полиции лейтенант получил ориентировку и разрабатывал тех, кто под нее подходил. А потому его доклад вышестоящему начальству был всего лишь одним
Глава 14
Любой морг – место мрачное, куда «простые смертные» стараются не заглядывать без необходимости. А уж тем более мрачное впечатление производит морг судебно-медицинской экспертизы. Туда редко попадают умершие своей смертью. Разве что найдут гражданина без документов в кармане, скончавшегося от сердечного приступа прямо на улице.
Именно такой морг и имелся в Камрани. Даже днем в нем горели яркие люминесцентные лампы. Дневной свет еле-еле пробивался через узкие, высоко расположенные окна. Ряды столов из нержавеющей стали, холодильная камера для хранения трупов, биохимическая лаборатория, стеллажи со стеклянными цилиндрами на полках, где в мутноватом спирте или формалине плавает выцветший «биологический материал».
Обычно в работе у местных патологоанатомов-судмедэкспертов находилось не более пяти-шести трупов. В связи же с последними событиями морг оказался переполнен. И на подмогу двум штатным специалистам прислали бригаду из Ханоя. Возглавлял ее старенький профессор Ли Джун: один из ведущих специалистов в своей области. О нем ходили легенды. Свой путь в профессии он начал еще в годы войны с Америкой. Командование заметило талантливого врача-самоучку, который в полевых условиях, в джунглях, умудрялся проводить операции, извлекая из тел осколки. Дипломированные специалисты удивлялись, как это парню, имеющему за плечами лишь несколько классов школы, удается разобраться в анатомических премудростях. Ответ был прост: прежде чем браться за живых – раненых, Ли Джун изрядно натренировался на трупах: как своих соотечественников – северян, так и южан с американцами. О хирурге-самоучке из глухих джунглей даже появилась небольшая заметка в главной газете Советского Союза «Правда». И молодого таланта руководство Вьетнама направило учиться в Москву. Военно-медицинскую академию в СССР Ли Джун окончил с отличием. Вернулся на родину, практиковал в военных госпиталях. Но с годами рука у знаменитого профессора стала не такой твердой, и он вернулся к любимому занятию – переквалифицировался в патологоанатомы, занял должность заведующего кафедрой военно-медицинского факультета Национальной медицинской академии в Ханое. Практически все судмедэксперты сегодняшнего Вьетнама являлись его бывшими студентами.
Ли Джун, старый, сгорбленный, с редкой седой бородкой, прохаживался между металлическими столами в анатомическом зале морга. В зубах сжимал неизменную папиросу – «Беломор», к которому пристрастился во время учебы в СССР. Последние годы его студенты с ног сбивались, разыскивая среди знакомых тех, кто выезжал в страны бывшего СССР, и умоляли привезти с десяток «старорежимных» папирос. Ведь за две подаренные пачки «Беломора» профессор ставил зачет автоматом.
Во время работы Ли Джун никогда не расставался с зажженной папиросой: прикуривал одну от другой, объясняя, что так борется с характерным запахом морга. Но недоброжелатели шептались, будто в папиросах у профессора набит совсем и не табак. Так это или нет, толком никто не знал.
Ли Джуну, как самому знаменитому патологоанатому страны, поручили вскрытие полковника Люня – инспектора Министерства обороны, убитого террористами на военно-морской базе «Камрань». Знаменитый профессор даже немного обиделся, ведь случай был заурядный, не предвещавший никаких сюрпризов. Абсолютно здорового полковника расстреляли на глазах у свидетелей. Труп не лежал неделю на дне, его не закапывали в землю, его не грызли морские обитатели. Бедного Люня сразу доставили в морг. Труп лишь слегка обгорел и плавал на поверхности. Всего-то и дел – извлечь осколки, собрать их в пакет и составить отчет о вскрытии. С этим мог справиться кто угодно.