Диктиона и планета баларов
Шрифт:
Он остановился и обернулся.
— Я брошу тебе вызов! — отчеканил он. — Я, Хтован Лакнийский бросаю тебе, Лора Бентли, вызов. Здесь, сейчас, моя лабелла против твоего меча.
Его зрачки вдруг вытянулись в узкие чёрные щёлки, а радужка пошла зеленоватой рябью. Он что-то повернул на рукояти меча, и тот почернел и нудно заныл. По клинку пробегал призрачный голубоватый дымок, а металл лезвия втягивал в себя даже дневной свет, от чего вокруг него клубилась тьма.
Да, это была загадочная и зловещая лакнийская лабелла, магический меч, вытягивающий из противника жизненную энергию. Через мельчайший порез этот дьявольский меч мог выпить человеческую душу, как говорили легенды. Не знаю насчёт души, но я сама видела, как чуть не умер от маленькой насечки на плече один из самых сильных Воинов.
— В самом начале мне казалось, что меня послали сюда по ошибке, — призналась я. Юдел усмехнулся. — Но чем дальше, тем больше я убеждалась, что это моё дело и мой бой. Я, Лорна Бергара, принимаю твой вызов, Хтован Лакнийский, здесь и сейчас. Твоя лабелла против моего анта.
Он побелел. Я улыбнулась.
— Мы с тобой не встречались в прошлых жизнях, но об антах ты слыхал. И не забыл. А теперь не сможешь забыть и меня.
Отстегнув от пояса эфес лучевого меча, я подкинула его в воздух. Синие кристаллы блеснули в лучах солнца, и Налорант привычно лёг мне в ладонь. Большой палец опустился на переключатель в виде эрлора, и в воздухе весело запел ослепительно белый прозрачный луч. Энергия звёзд Священного Семисвечника загадочным образом фокусировалась, превращаясь в лёгкое звенящее лезвие. И эту энергию было не выкачать, не выпить, не отнять. Она была бесконечна и неистребима, как звёзды. А коль меч — это продолжение моей руки и моей души, то звёздная энергия текла серебристым нескончаемым потоком и по моему телу.
— Начнём, — кивнула я и встала в позицию.
Взгляд лакнийца показался мне немного рассеянным, будто он не совсем понимал, где находится и что делает. Слабое звено в цепи инкарнаций, догадалась я. Его убили до того, как он осознал себя. Достаточно одной такой неудачи, чтоб потом иметь дисбаланс при возвращении к сущности. Дух всех инкарнаций, если у Слуг Тьмы есть дух, сливается воедино. В каждой инкарнации, в которой он успел прийти к себе, имеется то, что потом усиливает его сущность. Но если в одной единственной он так и не успел понять, кто он такой, то смятенный, неуверенный и испуганный дух человека, забредшего в тело вечного Воина, будет мешать ему своим страхом, своим изумлением и своей растерянностью.
И всё же нападение лакнийца было мощным. Его лабелла обрушила на меня целый град жалящих ударов, и защита анта слилась в сияющие крылья бабочки, чтоб не пропустить ни одного. Он налетал, как смерч, и стремительно отступал, он быстро кружил, меняя позицию и пытаясь сбить меня с толку. В этом неуловимом для глаза действе он ещё успевал вводить ложные выпады и замахи, и мне приходилось нелегко. Я едва не запаниковала, когда дала себя поймать на один приём, потом на другой. Две длинные царапины, одна на бедре, а вторая от локтя до плеча мучительно заныли. Но тут же, как знамя надежды и спасения, поплыл перед моими глазами алый закат у моей башни, тихий ручей и шёпот травы, вздохи леса и глубокая золотистая чаша прозрачного неба. Спокойствие и мир заполнили мою душу. Я почувствовала, как успокаиваются мои глаза и моё дыхание, как затихает и уходит боль, и нежные волны тёплой энергии пронизывают моё тело. Налорант пел свою древнюю песнь в моей руке. Свет Семисвечника разбивал клубящуюся Тьму. Золотая река лилась через эфес в моё тело, и оно легко и плавно скользило, утекая из-под ударов лабеллы. И рядом со спокойствием неудержимо пылал дух схватки. Лёгкость и плавность движений не мешали их стремительности. Я не могла уследить даже за собой, но мне нравилось, как удаётся удерживать лакнийца на средней дистанции, не пропуская больше ни одного удара и постоянно нанося свои.
Он был спокоен и дрался без усилия. Он был отличным фехтовальщиком. Наш бой мог длиться долго. Энергетическая подпитка спасала меня от усталости, а он… кто знает, может, и у него был источник силы. Но пора было заканчивать. Долгие и красивые поединки хороши только в кино. Я об этом, конечно, не думала в тот момент. Я просто угадала, что есть возможность всё закончить здесь и сейчас. Он слишком привык к ровному течению боя и спокойно занёс лабеллу для очередного удара. Он ждал блока, но я вдруг отступила, и в тот миг, когда чёрный клинок с сильного замаха
— Другой… — прохрипел он.
— Что? — спросила я, ещё не избавившись от напряжения схватки.
— Я ухожу… — он мерзко усмехнулся, и в углах его губ появилась кровь. Обычная красная кровь. — Другой отомстит за меня… Ты увидишь его… Это сделал я.
Он закрыл глаза и, упав на спину, вытянулся. И стало пусто. Я вдруг ощутила, как его тёмная душа, похожая на запах чуксы, исчезла. Он ушёл, чтоб вернуться потом. Может, он родится уже завтра, а, может, ещё века и века будет искать оболочку для своего тёмного духа. Мне хотелось сказать: «покойся с миром», но разве это было возможно? На душе было мутно. Что у нас за жизнь! Даже радость победы не веселит, потому что нет в смерти ничего веселого.
— Покойся с миром, — произнесла я и начала подниматься наверх.
Что-то позади меня вспыхнуло, и в спину ударила горячая сухая волна. Я обернулась и увидела, что лабелла и тело Юдела исчезли. Надеюсь, навсегда.
ІV
Выбраться из леса на дорогу оказалось не так-то просто. Я полчаса брела через чащу, и мысли мои плутали так же, как и я. Меня интересовали вопросы: куда делся мой конь, как я найду в этом глухом королевстве ставку Кибелла, что мне делать теперь, когда Юдел отправлен в иные миры, очередное нашествие, похоже, подходит к концу, но остановить войну я так и не смогла. Потом я заметила, как поблескивают на моих руках защитные пластины перчаток. Когда я их надела? Наверно, это получилось само собой. За последние месяцы я привыкла браться за меч только в перчатках. Месяцы… Мне стало тоскливо. Я подумала о Кристофе, потом об Алике…
Конь пасся у дороги. Он, как ни в чём ни бывало, посмотрел на меня и тряхнул гривой. Его уздечка была завязана узлом, а в узле белел сложенный в полоску листок бумаги. Развернув его, я увидела чёткий план, нарисованный поспешно, но мастерски. Извилистые линии дорог переплетались и разбегались. Я даже представить не могла, что их здесь так много. Но уверенно проведённая черта указывала, как проехать к ставке, обозначенной на плане изящной короной.
— Хорошо иметь такого заботливого и предусмотрительного короля, — поделилась я с конём и взобралась ему на спину.
Путь не занял у меня слишком много времени. К тому же на уже знакомой мне развилке ко мне присоединился небольшой отряд красных монахов. Они были, как обычно, замкнуты и молчаливы, и даже их вороные лошади двигались очень сдержанно, словно были облечены саном. Однако в глазах всадников я всё же заметила торжество.
— Балары разбиты, — наконец, сообщил мне молодой сын Аматесу. — К ночи всё будет кончено.
— Поздравляю, — кивнула я, но особой радости почему-то не испытала.
Когда мы свернули с большой дороги на просёлок, ведущий во временную ставку Кибелла, я почувствовала запах гари. Спустя минуту заволновались и монахи. На широкую поляну возле заваленного камнями входа в ущелье Рукар мы влетели во весь опор. В глаза мне сразу бросились обгоревшие остовы некогда роскошных шатров и трупы людей, уложенные ровными рядами. Сердце моё испуганно сжалось и куда-то упало. Не помню, как я спрыгнула на землю и бросилась искать среди убитых Тахо и Эдриола. Я лихорадочно вглядывалась в исполосованные длинными острыми когтями лица, но знакомых не видела.
— Их здесь нет, — услышала я за спиной голос Кибелла и резко обернулась.
Не думаю, что мой взгляд пылал любовью и нежностью, но король выдержал его без труда.
— Может, это и моя вина, но я знаю, что не мог тогда оставить их на свободе. Главное, что они живы.
Он протянул мне лист пергамента со странной фактурой, похожей на змеиную шкуру. На нём хаотически переплетались разноцветные линии. Я непонимающе взглянула на Кибелла.
— Это было прикреплено на одном из шестов палатки, в которой они оставались. Письмо адресовано тебе. Здесь написано, что главнокомандующий баларов князь Приимок считает кампанию законченной и на закате уведёт с Диктионы оставшийся звездолёт. Мальчишку и Эдриола он взял в заложники.