Диктофон, фата и два кольца, или История Валерии Стрелкиной, родившейся под знаком Льва
Шрифт:
Что же заставило его пойти на крайние меры? Я задумчиво направилась в библиотеку.
На столе лежала стопка бумаг, которые я предусмотрительно приготовила еще накануне перед отъездом. Я стала перебирать их. Но ничего заслуживающего внимания не увидела. А ведь было… Было нечто, что прозвенело тревожным звоночком у Карпыча, нечто, что погнало меня вчера вечером в усадьбу. Нечто, что я прочитала, но чему не придала значения.
Я стала внимательно перечитывать каждый лист… Но, увы… Или глаз, как говорили у нас в редакции, «замылился», или я видела это нечто в другом месте. По опыту я знала, что в таких случаях нужно
Мне повезло, трубку подняли почти сразу.
— Добрый день, будьте любезны, пригласите, пожалуйста, к телефону Дениса.
— Я слушаю, — ответил мне приятный баритон.
— Меня зовут Валерия Стрелкина, я близкий друг Михаила Карповича. Денис, меня интересует жизнь Артемия Васина. И Михаил Карпович посоветовал мне обратиться к вам.
— А что именно вас интересует?
— Его любовная драма, из-за которой он уехал работать в усадьбу Белопольских.
Денис стал мне долго и пространно рассказывать историю любви художника. Я внимательно его слушала, и в моей голове постепенно складывались детали головоломки. Кроме одного фрагмента, который никак не хотел всплывать на поверхность.
Наконец Денис замолчал.
— Большое спасибо, — поблагодарила я. — Вы мне очень помогли.
— Да не за что. Если захотите еще что-нибудь узнать, звоните. Всегда буду рад помочь, — ответил вежливый мальчик.
Я попрощалась с молодым человеком, положила трубку на рычаг и задумалась.
Вот, значит, какая была история. Ай да художник! Хотя ему ведь было только двадцать пять лет. И тут я увидела, как сквозняк раздвинул шторы, потом переместился к столу, разбрасывая бумаги по всей комнате. Я встала и принялась их собирать.
Наконец все листы были подняты с пола, но я так и стояла, держа их в руках и почему-то не решаясь положить на место. Наверное, оттого что понимала: их нужно вновь как следует прочитать и рассмотреть уже под другим углом в свете моего разговора с Денисом. А тем временем воздух возле меня стал как-то перемещаться, сгущаясь, уплотняясь…
Неужели снова она? — пронеслось у меня в голове. За время, проведенное в усадьбе, я почти свыклась с сумасшедшей мыслью, что она есть. А ведь привидение очень долго не подавало о себе никаких известий! Что же его растревожило? Может быть, мой телефонный разговор с Денисом затронул нечто, на что графиня не могла не отреагировать… Я все продолжала держать бумаги в руках и машинально, даже не вполне отдавая себе отчета в том, что собираюсь сделать, пошла к дверям. Мне вдруг стало жизненно необходимо увидеть портрет графини.
Я вышла в коридор и увидела Машу. Девушка, как обычно, спешила по своим делам.
— Маша! — позвала я.
Она обернулась и, увидев меня, пошла навстречу.
— Будьте добры, принесите мне в галерею кофейник с кофе, чашку, тарелку с бутербродами и пепельницу.
— Конечно, все принесу, — ответила Маша и тотчас растворилась в коридорах.
Я продолжила свой путь. Вот и галерея. Я взяла кресло и подвинула его как можно ближе к портрету графини. Тут же, словно по мановению волшебной палочки, появилась Маша с подносом в руках. Она поставила его на небольшой столик и почти бесшумно удалилась. А я налила кофе и закурила. Я долго смотрела на графиню и пыталась представить не только ее как человека, но и ее жизнь в усадьбе с богатым, но не очень любимым мужем. Потом я прикрыла глаза, и передо мной стали проноситься картины из прошлого… Я точно видела все наяву.
И тут меня как что-то толкнуло… Карпыч! Я же обещала ему приехать на выставку.
Я посмотрела на часы. Уже два часа… Если не заезжать домой, то я успею. Я достала мобильник и набрала номер Матвея.
— Это я!
— Как дела? — ласково спросил он.
— Знаешь, Карпыч, друг отца, пригласил меня сегодня выставку в Манеже. Я только сейчас об этом вспомнила. Я съезжу?
— Поезжай. Тем более что я сам смогу приехать домой только к вечеру.
— Ладно, тогда до встречи, мой хороший
— Целую, — откликнулся Громов. — Я очень по тебе скучаю.
— Я тоже.
— Лера! Погоди! Если там все очень поздно закончится, оставайся ночевать в городе, хорошо? Пообещай, что не поедешь в усадьбу. На дорогах в такое время небезопасно.
— Как? Ты уже не хочешь видеть меня, изменщик?
— Белка! Имей совесть! Ну, обещаешь?
— Хорошо. Обещаю. Я люблю тебя.
— Я тоже, — ответил Громов.
Я отключила мобильник и вихрем помчалась вниз.
В Манеже, не успев войти в зал, где выставлялись картины, я почти сразу увидела Карпыча. И направилась к его огромной фигуре, резко выделяющейся из общей массы народа. Не успела я к нему подойти, как он сразу же, словно у него внутри сработало некое устройство, обернулся ко мне.
— Лера! — пробасил Карпыч. — Как же я рад тебя видеть!
— Я тоже…
— Молодец, что пришла, — и, многозначительно подмигнув мне, сказал: — Знаешь, девочка, а у меня для тебя подарок. Я ведь тебя не зря сюда затащил…
Я воззрилась на Карпыча.
— Какой еще подарок?
— А пойдем, я тебе покажу.
Мы зашли в небольшую комнату для служебного пользования. Едва переступив порог, я сразу же увидела стоящую на небольшом постаменте картину, завешенную холстом. Карпыч подошел к ней и откинул холст. И тут я услышала свой сдавленный вскрик. Я расширенными глазами смотрела на полотно. Карпыч не сводил с меня недоуменного взгляда. Должно быть, я выглядела так, словно увидела призрак. Хотя… в общем-то так оно и было. Передо мной стояла работа отца. «Портрет актрисы», в которой я сразу же узнала Ксению. Это была именно та работа, которая столь долго не давалась отцу, а потом, спустя много лет, неизвестно куда исчезла из мастерской. И отец тогда чуть не свалился с сердечным приступом.
— Откуда она у вас? — только и смогла спросить я.
— Деятеля одного разоблачили, — сказал Карпыч. — Он представил совету эту работу, выдавая ее за свое произведение.
— А как звали этого деятеля? — спросила я, догадываясь, что услышу в ответ.
— Максим Шацкий. Теперь ему уже навсегда вход закрыт на любую выставку, во всяком случае, пока я жив, — отрезал Карпыч.
Но я почти не слушала его. Я мысленно перенеслась в тот день, когда отец в мастерской работал над ней.
— Кто это? — спросила я его.