Дин Рид: трагедия красного ковбоя
Шрифт:
Эти фильмы имели огромный успех в Европе и принесли их создателям огромные прибыли. Поэтому в ГДР и было принято решение начать выпуск собственных вестернов. Причем если западные немцы, создавая свои «штрудель-вестерны», преследовали исключительно материальные выгоды и не слишком заботились об идеологии, то их восточные соседи пошли иным путем: во главу угла они поставили не кассовые сборы (хотя и они имелись в виду), а прежде всего идеологию. В «дефа-вестернах» речь должна была идти о благородных индейцах, которые в одиночку противостоят алчным и коварным бледнолицым капиталистам, а также безжалостной регулярной американской армии (намек на современную армию США был более чем прозрачен).
Стоит отметить, что и серия фильмов «про Виннету» отличалась от американских
В качестве литературной основы для своего первого вестерна восточные немцы взяли книгу Лизелотты Вельскопф-Генрих «Харка – сын вождя» из цикла романов «Сыновья Большой Медведицы». Именно этот цикл и дал название первому «дефа-вестерну», который снял «варяг» – чехословацкий режиссер Йозеф Мах. Главную роль в «Сыновьях Большой Медведицы» сыграл будущий главный индеец студии «ДЕФА» и всего социалистического лагеря югославский актер (серб по национальности) 25-летний Гойко Митич (до этого он играл индейцев только в эпизодах, в том числе и в фильмах серии «про Виннету»).
В последующие восемь лет Митич был впряжен в настоящий конвейер по выпуску «дефа-вестернов», снявшись подряд в восьми картинах: «Чингачгук – Большой Змей» (1967), «След Сокола» (1968), «Белые волки» (1969), «Смертельная ошибка» (1970), «Оцеола» (1971), «Текумзе»(1972) «Апачи» (1973), «Ульзана» (1974). Говоря по правде, этот конвейер буквально выхолостил Митича. И если в первых «дефа-вестернах» он снимался с огромным удовольствием, находя в них массу привлекательного для себя, то в последние годы эта работа ему откровенно наскучила.
Для миллионов зрителей во многих странах он превратился в актера одной роли, хотя сам считал, что его актерский потенциал гораздо шире. Митич мечтал играть в театре, а в кино хотел перейти от ролей индейских вождей к более серьезным и драматическим. Поэтому, когда в 1973 году к нему в очередной раз обратились с предложением сыграть храброго индейца Твердую Скалу (родного брата той самой индейской девушки, которую спасал герой Дина) в фильме «Братья по крови», Митич пребывал в больших сомнениях. Во-первых, по причине названной усталости от подобных ролей, а во-вторых – он прекрасно знал, под кого именно делается эта картина – под Дина Рида. А к этому человеку у Митича были противоречивые чувства.
С одной стороны, он уважал его как певца (в меньшей степени как актера, поскольку был хорошо осведомлен о его ролях в итальянских «спагетти-вестернах»), с другой – не одобрял его слишком тесных связей с властями предержащими. Как и большинство восточных немцев, Митич знал, на ком был женат Дин, и делал однозначный вывод – этот брак явился следствием расчета со стороны певца. Поэтому у Митича, который всегда был аполитичен и любил свободу во всех ее проявлениях, подобный шаг не мог вызвать одобрения. Но в то же время он понимал, что, отказываясь от роли в «заказном» фильме, он рискует навлечь на себя гнев со стороны начальства, чего ему тоже не хотелось. В итоге после некоторого раздумья Митич согласился сниматься в своем десятом по счету «дефа-вестерне». Однако до начала съемок этого фильма еще несколько месяцев, а пока Дин занят другими делами. В частности, он вновь посетил Советский Союз, однако визит этот оказался самым коротким из всех, что ему приходилось осуществлять до этого.
Поездка Дина в СССР в самом начале февраля 1974 года была вызвана срочной необходимостью. Дело в том, что в те дни в Советском Союзе готовилось к запуску грандиозное строительство – Байкало-Амурская магистраль (БАМ), железная дорога, которая должна была пересечь всю Восточную Сибирь и Дальний Восток. История этой магистрали брала свое начало еще при последнем российском царе. Именно тогда в Иркутске собрались промышленники и купцы, чтобы обсудить идею строительства северной дороги, которая могла соединить золотые прииски в бассейне Лены. Однако из этой затеи тогда так ничего и не вышло – показалось дорого. Однако при Сталине к этому проекту вернулись снова. Тогда уже в Сибири появились лагеря, и строительство БАМа стоило недорого. Именно зэки построили между Транссибом и будущим БАМом две соединительные ветки, БАМ – Тында и Известковая – Ургал, а также соединили Комсомольск с Тихим океаном, а после войны построили участок Тайшет – Лена (город Усть-Кут). Затем строительство «заморозили» на двадцать лет.
Строительство возобновили в середине 60-х, однако в течение нескольких лет оно шло, что называется, ни шатко ни валко. Затем, с декабря 1971 года, почти в секретном порядке и очень неторопливо начали укладывать рельсы от Транссиба до поселка Тындинский. Но когда весной следующего года американцы взялись разыгрывать китайскую карту, было решено придать БАМу стратегическое значение. К тому же это строительство должно было стать и важным идеологическим мероприятием – очередной «стройкой века», должной вдохновить молодежь на новые трудовые подвиги. В итоге на начало 1974 года было запланировано начать широкомасштабное строительство БАМа от Братска до Тихого океана. К отправке на БАМ готовился первый комсомольский строительный отряд численностью 600 человек. Именно в преддверии этого десанта Дину в ГДР и позвонили из Москвы, из ЦК ВЛКСМ, и попросили помочь придать этому мероприятию дополнительную идеологическую окраску. По задумке комсомольских боссов, если на БАМ приехал сам Дин Рид, значит, ехать туда можно безбоязненно. Однако эти гастроли закончились провалом.
Приглашение прилететь в Советский Союз Дин получил 7 февраля. Вечером того же дня вместе со своим немецким импресарио Дитером Эгню Дин вылетел в Москву. В аэропорту Шереметьево их встретил всего лишь один человек – представитель Госконцерта Борис Бачурин. Дина это насторожило, поскольку он предполагал встретить здесь и кого-нибудь из своих знакомых комсомольских лидеров. Того же Юрия Купцова, например. Однако Бачурин вел себя настолько уверенно, что сомнения Дина развеялись: все идет как и должно. На самом деле это было не так. Незадолго до этого в ЦК КПСС было решено перенести дату начала строительства на месяц – на середину марта. Комсомольских боссов об этом уведомили сразу, а они, в силу каких-то бюрократических проволочек, забыли предупредить об этом представителей Госконцерта. В результате Бачурин посадил Дина и Эгню в самолет и полетел вместе с ними в Красноярск. Там они пересели на вертолет и отправились в район Тынды.
Когда они прилетели к месту предполагаемого концерта, они там никого не обнаружили. Посадив вертолет на какой-то заснеженной поляне, окруженной огромными кедрами, вертолетчик с недоумением смотрел на знаменитого певца, не понимая, перед кем он собирается здесь петь. Не понимал этого и сам Дин вместе со своими компаньонами.
– В чем дело? – поинтересовался у Бачурина Эгню.
Но что тот мог ответить, если сам был в глубоком шоке. Они стояли возле вертолета, недоуменно озирались по сторонам и никак не могли взять в толк, что происходит. Особенно нелепо в этой ситуации выглядел Дин, который сжимал в руках дорогую акустическую гитару «Музима» в матерчатом чехле. В конце концов всем стало понятно, что вышла какая-то накладка и концерт не состоится. Все опять погрузились в вертолет и вернулись обратно в Красноярск. И только там местные деятели из обкома комсомола наконец сообщили им об ответе, который пришел на их запрос из Москвы: начало строительства и все торжественные мероприятия, связанные с этим, переносятся на март.