Дин Рид: трагедия красного ковбоя
Шрифт:
В своей речи Брежнев воздавал обильную хвалу советской молодежи и имел на это полное право. Буквально на днях (30 марта – 9 апреля) Брежнев находился в поездке по Дальнему Востоку и посетил одну из самых известных молодежных строек страны – Байкало-Амурскую магистраль. Кстати, эта поездка стала еще одним поводом к тому, чтобы Дин задумался о самочувствии советского генсека: будь он полутрупом, ему вряд ли удалось бы совершить столь далекий вояж. «У нас прекрасная молодежь!» – говорил Брежнев с трибуны съезда, и зал отвечал на эти слова громом аплодисментов.
Дин хлопал вместе со всеми, хотя на душе у него было не совсем спокойно. Видя вокруг себя много молодых и одухотворенных людей, он в то же время видел и другие лица:
Кроме этого, по мере работы съезда зал пустел – в его рядах появились «проплешины», которые явно указывали на то, что некоторые делегаты форума предпочитают заседаниям прогулки по городу или иные занятия. Нельзя сказать, что подобную картину Дин видел впервые в своей жизни (за те годы, что он работал в ВСМ, ему приходилось наблюдать подобные картины на многих конгрессах и конференциях), однако почему-то только сейчас он поймал себя на мысли, что ему грустно наблюдать за всем этим. В нем как будто наступило некое прозрение. Объяснение сему факту крылось все в том же разговоре с Юрием Купцовым: у Дина до сих пор стояли в ушах хлесткие реплики друга, отпускаемые по адресу руководства страны и ситуации, которая складывалась в обществе.
Вращаясь среди делегатов съезда, которые олицетворяли собой лучшую часть советской молодежи, Дин внезапно увидел, что многие из них не соответствуют этому званию. Что многими из пришедших сюда двигают отнюдь не светлые порывы, а элементарные меркантильные инстинкты. Дин узнал, что делегатам выдавались специальные талоны на так называемый дефицит – вещи, которых в открытой продаже достать было невозможно (сапоги, рубашки, кожаные сумочки и портфели и т. д.). В киосках КДС продавались книги, которых в обычных книжных магазинах тоже было не достать: собрания сочинений Александра Дюма, Евгения Евтушенко, Вальтера Скотта, Майн Рида и других классиков советской и зарубежной литературы. А в буфете можно было наесться от пуза самых изысканных деликатесов по чисто символической цене (например, черной икры, сервалата или осетрины). В сущности, та же картина существовала и в других странах социализма – например, в той же ГДР, где Дин жил вот уже несколько лет. Правда, там в понятие дефицита входило значительно меньше вещей, чем в СССР, но в целом это явление там тоже присутствовало. Поэтому специальные инвалютные магазины типа советских «Березок» в ГДР тоже были (их начали открывать в 1973 году).
Совсем недавно, задумываясь над этими явлениями, Дин старался не драматизировать ситуацию, поскольку верил в то, что большинство советских людей выше этих трудностей (Дин привык мерить людей собственным аршином, поскольку сам был человеком без завышенных запросов). Теперь же у Дина как бы появились новые глаза: он стал иначе смотреть на ситуацию и пришел к выводу, что Купцов во многом прав – система постепенно гниет изнутри. Погоня за так называемой красивой жизнью может выбить почву из-под ног молодого поколения, которое не знало ни ужасов войны, ни голода, ни холода. Оно постепенно привыкает к ситуации, когда от него требуется только одно: провозглашать громкие лозунги на съездах и собраниях, а в обычной жизни напрочь про них забывать и жить вопреки этим самым лозунгам.
Кстати, эти мысли Дин поведал тогда же самому Юрию Купцову, когда они встретились в его холостяцкой квартире в номенклатурном доме в Воротниковском переулке (это жилье Юрий получил несколько лет назад). Юрий молча выслушал друга, сидя в мягком кресле и потягивая пепси-колу, которую Дин купил в «Березке», направляясь к другу.
– Помнишь, тогда, в Грузии, мы с тобой говорили о привилегиях, которые существуют в среде номенклатурных работников? – спросил Юрий. – Тогда еще можно было хоть что-то изменить, начни с этим борьбу. Теперь же все запущено настолько сильно, что ситуацию может изменить только революция снизу. Но если она произойдет, то страна просто рухнет.
– Ты забыл про революцию сверху, – подал голос Дин, который сидел за столом и тупо смотрел в экран включенного телевизора, который специально работал без звука.
– Этот вариант и вовсе безнадежный, – отмахнулся от друга Юрий. – На Брежнева работает все 4-е управление Минздрава и собирается поддерживать его жизнеспособность до последнего. Идиоты, они не понимают, что ноги они ему могут еще починить, но вот мозги вряд ли. У руля государства нужен умный и энергичный человек, который думал бы не о своих старческих хворях, а о будущем страны.
– В ГДР такой человек был, но месяц назад очень странно погиб в авиакатастрофе, – вспомнил Дин историю про Ламберца.
– Намекаешь, что и у нас возможно подобное? Спорить не буду, поскольку почти за пятнадцать лет работы в комсомольской номенклатуре насмотрелся на всякое. Однако у нас пока убирать некого – все смотрят в рот Брежневу и даже попыток не делают, чтобы занять его место. Хотя, скажу тебе по секрету, один такой человек все-таки есть.
Заметив вопросительный взгляд Дина, Юрий продолжил:
– Федора Кулакова прочат в преемники Брежнева. Ему в прошлом месяце исполнилось всего шестьдесят лет, и он полон энергии. С середины 50-х занимается сельским хозяйством и в ЦК вот уже тринадцать лет курирует эту область. Семь лет является членом Политбюро, русский. Короче, весьма перспективный руководитель.
– Тебе лично он нравится? – спросил Дин.
– Да я на любого согласен, лишь бы он выглядел здоровым и адекватным человеком. Ведь над нами скоро весь мир смеяться будет. Еще пара-тройка лет такой ситуации, и мы потеряем остатки нашего международного авторитета. Нас уже бьют по многим направлениям. Взять то же Хельсинкское совещание в 75-м. Мы ведь считали его своей победой, а теперь выходит, что просчитались. Так называемая «третья корзина» открыла администрации Картера возможность обсуждения темы прав человека и их нарушений в нашей стране. Картер лично принял у себя в Белом доме нашего диссидента Владимира Буковского, продемонстрировав тем самым всему миру, на кого он делает ставку в противостоянии с Советским Союзом.
– Разве диссиденты имеют такое влияние в вашей стране? – спросил Дин.
– Понимаю твой скепсис. Активных диссидентов и в самом деле не так много – несколько десятков. Но они выполняют роль дрожжей, закваски – ничтожного по величине, но весьма активного и размножающегося элемента системы. И размножаться они начали именно сейчас, когда Картер затеял свою кампанию по защите прав человека. Диссиденты выпускают бюллетени, пишут книги, раздают интервью западным журналистам. Создали даже правозащитную организацию «Хельсинки». Кстати, не только у нас, но и в других социалистических странах: например, в Чехословакии действует так называемая «Хартия-77». Деятельность диссидентов подтачивает идеологические основы государства. Тем более что эта идеология и без того трещит по всем швам, возглавляемая престарелым Михаилом Сусловым. Поэтому к тем упомянутым нескольким десяткам диссидентов следует добавить еще половину страны в лице так называемых внутренних диссидентов, которых можно купить с потрохами за джинсы «Левис» или коробочку духов «Шанель № 5».
– Я вижу, ты по-прежнему полон мрачных прогнозов, – произнес Дин, после того как его друг сделал паузу в своем монологе. – Прямо в духе писателя Друри.
– Что за писатель такой? – удивился Юрий.
– Антисоветский писатель, книгу которого я прочитал, пока летел в Москву.
– Ты читаешь антисоветских писателей?
– Надо же знать своих врагов, чтобы потом эффективно с ними бороться.
– В этом ты прав, – согласился с доводом друга Юрий. – Однако тебе не помешает знать и своих личных врагов тоже. Это правда, что вы с Киви собираетесь переехать жить в Испанию?