Динамит пахнет ладаном
Шрифт:
— Вот тебе и дом. Значит, каторга? Несладко ей придется. Наша тюрьма покажется раем.
— Почему ее не выдали сразу?
— Как же можно выдать из-под следствия? Если бы присяжные ее не оправдали, она бы мотала срок у нас. И выдали бы ее только после освобождения. Черт! Если б адвокат знал, чем все кончится, он бы так не старался…
Они снова замолчали, постепенно втягиваясь в бой между черными и белыми деревянными фигурками, и стараясь не думать о женщине, что осталась за стеной.
Ночью
Стоянка затягивалась, и он задремал, убаюканный тишиной. Его разбудило смутное ощущение тревоги. Поезд уже снова двигался, но как-то необычно. Колеса стучали чаще, скорость заметно выросла. Вагон трясло и болтало так, что шахматы в деревянной коробке выбивали мелкую дробь.
Орлов встал и выглянул в коридор. Там он увидел одного из курьеров. Тот стоял, прижавшись лицом к стеклу, и пытался что-то разглядеть за окном. Второй курьер показался из тамбура.
— Нас… Нас отцепили, — дрогнувшим голосом сообщил он. — На площадке кто-то стоит. Пытается войти. Я подпер дверь, но…
— Вот подонки, — сказал его пожилой напарник, оторвавшись от окна. — Значит, паровоз захвачен. Сейчас отгонят подальше и начнут трясти. Обычное дело.
— Что будем делать?
— Запремся и будем ждать рассвета. В пульман им не войти. Ну, стекла побьют, и что? — Он глянул на Орлова. — Хорошо, что с нами едет маршал. Если он с ними поговорит, они могут и отступить. Бандиты не любят связываться с властью.
Курьер, седой крепыш с обветренным лицом, говорил спокойно, с ленцой, как о чем-то вполне заурядном. Однако руку держал на поясе, и пальцы нервно барабанили по кобуре.
— Я знаю эту линию, — сказал Орлов. — Здесь много заброшенных веток. Могут оттащить нас к какому-нибудь старому прииску или разрушенному форту. Тогда у них будет много времени, чтобы вскрыть вагон.
— Чего гадать? — Курьер пожал плечами. — Что будет, то и будет. Запасемся водой и разложим патроны под руку. Нас скоро начнут искать. И найдут. У этих подонков — никаких шансов. Я знаю, что говорю. Не первый год на службе. В Вайоминге, в Монтане, в Колорадо, где меня только ни пытались ограбить. И никому это не удалось. А местная шваль — она способна только воровать коз у мексиканцев. Пульман им не по зубам.
Из купе выглянул Паттерсон.
— Вагон отцепили от поезда, — сказал он.
— Это уже не новость, — сказал ему Орлов.
— Да? — Маршал зевнул. — Тогда я, пожалуй, еще посплю. Пока нет других новостей.
Откатилась дверь купе, в котором ехали почтальоны. Без лишних слов они отомкнули замок решетчатой секции
— Чтоб не загорелось, — сказал один из них.
Орлов оглянулся:
— Все на месте. Но где проводник?
— Смылся, — сказал пожилой курьер. — Видать, сошел на водокачке, и не вернулся. Плохо, что у него ключи. Он мог их отдать. Так что двери надо укрепить.
Вагон болтало все сильнее, дорога шла под уклон, и всем стало ясно, что паровоз перевели на какой-то старый путь. Где он остановится? Когда? Это не имело значения. Они действовали быстро и слаженно, будто всю жизнь только тем и занимались, что готовили пульмановский вагон к осаде. Откидными диванами заслонили оконные проемы, чтобы укрыться от пуль. Сняв двери свободных купе, перегородили ими оба входных тамбура. Воду, что была в вагонном баке, разлили во всю имеющуюся посуду. Для этого пришлось вылить из бутылок пиво. Виски не тронули — может пригодиться для обработки ран. Для этой же потребности разодрали на бинты пару чистых простыней. И каждый мысленно помолился, чтобы они не понадобились.
Орлов, постучав, заглянул к Вере. Она гневно сверкнула глазами из-под одеяла:
— Извольте выйти вон!
«Ага, уже по-русски! — отметил он. — Добрый знак».
Не отвечая, он присел на соседний диван, откручивая его спинку от стены. Приставил ее к окну и прихватил ремнем к оконной решетке.
— Если услышите выстрелы, сядьте на пол, — сказал он. — И оставайтесь на месте, не суетитесь.
— Выстрелы? — Вера откинула одеяло и села, торопливо натягивая туфли. Она была одета, и все пуговки на ее платье были застегнуты. — С чего бы вдруг мне могут послышаться выстрелы?
— Могут и не послышаться. Но лучше быть готовым к худшему.
— Выстрелы — это не самое худшее, — сказала она.
Он еще раз оглядел купе и снял с багажной полки сложенные одеяла и шляпную коробку, потому что они могли загореться.
— Вы уже не считаете меня провокатором? — спросил он.
— Почему вы так решили?
— Разговариваете со мной.
— Провокаторы — тоже люди. Они совершили ошибку, встав на сторону врага. Но ошибку можно исправить.
— Вера Николаевна, за что вы меня так? Вы же ничего обо мне не знаете.
— Может быть, я чего-то и не знаю. Но мне достаточно того, что я вижу. Однако оставим дискуссию. Лучше извольте объяснить, что происходит.
— Происходит ограбление поезда.
— Понятно, — сказала она и посмотрелась в зеркало. — Выйдите, Павел Григорьевич. Мне надо причесаться.
Паровоз остановился так резко, что Орлов едва удержался на ногах. По крыше вагона загрохотали шаги, и молодой курьер вскинул револьвер к потолку. Паттерсон схватил его за руку: