Динамит пахнет ладаном
Шрифт:
В одном из купе уже расположились почтальоны, сопровождавшие несколько тяжелых мешков, сложенных рядом в секции. Их соседями были двое молчаливых курьеров. Орлов прошел по вагону, перебросился парой слов с проводником и узнал, что отправление задерживается. Что-то случилось с машинистом, и сейчас ищут сменщика, который, как назло, куда-то запропастился.
Орлов вернулся к себе. Через открытую дверь доносился голос Веры, которая продолжала свой монолог за стенкой. У нее было отлично поставленное южное произношение, как у какой-нибудь молодой аристократки из Луизианы. Она и выглядела, как истинная южанка — темноволосая, кареглазая, с тонким чуть вздернутым носиком и высокими скулами. «Неудивительно, что ей так легко удалось выдать себя за пароходную проститутку, — подумал Орлов. — За дорогую проститутку. По Миссисипи только такие и катаются, наследницы плантаторов. Интересно, откуда все-таки у нее эти деньги?»
История с банковским билетом действительно была ему гораздо более интересна, чем ответ на вопрос — а как вообще оказалась на юге Техаса русская княжна? Князь Муравьев объездил весь свет, а Америку исходил вдоль и поперек, и Вера всегда была с отцом. Так почему же ей тут снова не оказаться? Это не удивительно. Удивительного вообще не так много в жизни. Даже то, что поначалу кажется странным, на поверку оказывается чем-то таким, что уже встречалось не раз. И не оставляет после себя ничего, кроме разочарования.
В купе заглянул Паттерсон:
— Ты здесь? Смени меня. Мне надо переговорить с начальником поезда.
— Ага, не вытерпел, — усмехнулся Орлов.
— Посмотрим, долго ли ты продержишься.
— За меня не волнуйся. Я знаю секретное слово. Как только его скажу, любая болтушка теряет дар речи.
— Посмотрим, посмотрим.
Маршал Паттерсон заторопился к выходу, однако остановился на полпути и изумленно оглянулся: в купе, где только что щебетала без умолку их разговорчивая попутчица, вдруг установилась гробовая тишина.
Орлов сидел рядом с Верой, уставившись в стенку перед собой. На стенке было небольшое зеркало, и, если скосить глаза, в нем можно было увидеть лицо соседки. Ему стоило больших трудов не глядеть в это зеркало, и не поворачиваться к ней. Он даже отвернулся для того, чтобы не вдыхать запах ее духов.
Он услышал голос Паттерсона за окном. Маршал, выйдя из вагона, разговаривал с кем-то на перроне.
— Судя по всему, мы еще не скоро тронемся, — негромко произнес Орлов.
Обычная фраза. Из тех, какими принято обмениваться с попутчиками. Но Вера выпрямилась, гордо вскинув голову. В зеркале было видно, что ее глаза пылают гневом.
— Но это не страшно, — продолжал он. — Главное, перевалить через горы, а дальше будет ровное пространство, поезда там разгоняются, так что наверстаем.
Он говорил по-русски. Она же перебила его по-французски:
— Не тратьте время попусту, сударь. Я не разговариваю с жандармами.
— Я не жандарм.
— С филерами и провокаторами я тоже не разговариваю.
— Но…
— И будьте любезны соблюдать установленный порядок, сударь. Вам запрещены разговоры с преступниками, не так ли?
Скрестив руки на груди, она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
— Я хотел спросить, как здоровье вашего батюшки.
Ее лицо оставалось каменным. Орлов разозлился и вышел из купе. «Ничего, ничего, — подумал он. — До Сан-Антонио путь неблизкий, еще наговоримся».
4. Пульман. Проверка на прочность
Поезд покинул станцию на закате, с опозданием на два часа, и тащился еле-еле, кренясь на многочисленных извивах пути. Темнота сгустилась быстро. Едва в вагоне зажглись лампы, Паттерсон пожелал даме спокойной ночи и запер дверь.
Увидев на его поясе наручники, Орлов спросил:
— Ты не боишься нарушать установленный порядок?
— Хочешь знать, почему я не пристегнул ее? Она не убийца. На окнах решетка, дверь на замке. Не убежит. — Паттерсон расставил фигуры на доске. — Что скажешь? Я не прав?
— Тебе виднее.
— Я читал запрос на нее. Ей вменяют покушение на государственных чиновников. И много чего еще. Но убийства в этом списке не было. Она не убийца.
Орлов сдвинул свою пешку, маршал — свою, Орлов вывел вперед коня, маршал — слона.
— Как насчет пива? — спросил Паттерсон.
— Я пас. Не пью в дороге.
— Я тоже. Тем более, когда сопровождаю государственного преступника. Ты поговорил с ней?
— Нет, — сказал Орлов.
— Неужели даже словечком не перекинулся? Если бы я где-нибудь в России встретил девчонку из Техаса…
— Ты теряешь ладью, — Орлов поводил пальцем над доской, указывая маршалу на оплошность.
— Черт с ней. Нет, ты скажи мне, как же так? Она, наверно, была бы рада узнать, что с ней едет земляк.
— Скоро она увидит много земляков, — сказал Орлов. — И проведет среди них остаток своих дней. Государственные преступники обычно не возвращаются с каторги.
— В России женщину могут отправить на каторгу?
— Почему нет? — Орлов крутил в пальцах пешку, задумчиво глядя на доску. — Я вот только одного не понимаю — как ее нашли? Ладно бы в Нью-Йорке, там среди эмигрантов хватает полицейских осведомителей. Но у нас, в Техасе? Не понимаю.
— Да очень просто. Уж больно приметная дамочка. Все газеты печатали ее портреты. Судья говорит, что уже через неделю после ареста заявились к нему двое из сыскного агентства, показали карточку. Не газетный снимок, а судебный. Девушка уже побывала в русской тюрьме. Ее выпустили. Она бежала за границу.
— Что за агентство?
— Не знаю. Судья с ними раньше не сталкивался. Они разыскивают беглых преступников по заказам иностранных дипломатов. На девушку поступил заказ, они только-только начали раскидывать свою сеть, как вдруг она попалась на банкнотах. Эх, глупышка… Думала, что здесь сможет затеряться. Не вышло. И почему она не спряталась в Аргентине или хотя бы в Колумбии?
— Потому что испанского не знает. А Техас для нее как дом родной.
Паттерсон вздохнул.