Динамит пахнет ладаном
Шрифт:
— Я ведь выстрелю, — предупредил Миллс, взводя курок.
— Ну, тогда придется остановиться. Никуда не денешься.
Гек уже был готов выстрелить, как вдруг кучер натянул поводья и остановил лошадей. Он не испугался, нет. Он просто увидел, что впереди на дороге стоят еще три всадника.
— Вот оно что, дорогу перекрыли, — пробормотал он, вставая на козлах. — Я-то думал, куда они несутся, красавчики. А они вот куда.
Он снова позвал, обернувшись:
— Мистер Фарбер! Доктор!
— Хватит орать, — сказал Гек и развернул коня, немного отступая от коляски.
Все его ребята сделали то же самое, и окружили пролетку. Каждый достал револьвер. Щелкнули курки.
— Эй, профессор! — громко сказал Гек Миллс, наведя кольт на полог коляски. — Нам надо только проверить, кто с вами едет. У нас есть ордер на арест одной особы. Есть ее фотография. Не хотите взглянуть?
Наступал решительный момент, и все это понимали. Парни заметно побледнели. У одного ствол ходил ходуном, как будто он что-то рисовал им в воздухе.
— Я извиняюсь, — сказал кучер, — можно спросить? Насчет дорожной полиции. Я извиняюсь, ты тут старший?
— Ну, я, — кивнул Миллс.
— Тебя, я извиняюсь, не Мэтью Стиллер зовут?
— Нет, Мэтью в больнице лежит, сегодня я за него, — машинально ответил Гек. И, разозлившись на свою оговорку, закричал: — Профессор, хватит играть в прятки!
— Да, в больнице? — не отставал кучер. — А что случилось?
— Гек, осторожней! — закричал кто-то. — Они могут стрелять через стенки!
— Спокойно, парни! — задыхаясь от напряжения, прокричал Гек. — Спокойно! Пусть профессор выйдет! Мистер Фарбер!
Кучер расправил полы длинного брезентового плаща и наклонился, протянув руку к пологу.
— Доктор, выходите, а то они рассердятся.
Он потянул за шнур, и полог, скручиваясь в трубку, поднялся кверху.
Гек, прячась за шею коня, подъехал ближе и заглянул в пролетку, держа кольт перед собой.
Внутри никого не было.
Выстрелы загрохотали со всех сторон — сбоку, сзади, снизу, и даже с неба, казалось, сыпались гремящие удары. Что-то твердое и горячее прошило Геку грудь, и он выронил кольт. Тело стало тяжелым, налилось свинцом, и он цеплялся за гриву, чтобы не рухнуть с размаху, и все же свесился головой вниз и вывалился из седла, и каменистая дорога горячо ударила его в лицо, а потом он увидел над собой небо и одно-единственное маленькое облачко в самой его середине. «Не надо было мне ехать в Колорадо», — подумал Гек Миллс.
Он не мог, да и не хотел шевелить головой. Однако почему-то отчетливо видел, как кучер приплясывает на дороге, странно взмахивая руками. А в руках у него были револьверы, и из них вылетали болезненно яркие вспышки, и звук выстрелов разрывал Геку голову изнутри, такими они были громкими.
Наконец все стихло, и Гек слышал только чей-то непрерывный стон.
— Что, больно? — спросил кучер, наклонившись над ним.
В его руках был обрез дробовика. Широкие стволы приблизились к лицу Гека, и он зажмурился. Стон сразу прекратился.
— Сейчас пройдет, — сказал кучер. — Кто вас послал?
— Гочкис, — прохрипел Гек.
— На кого работает Гочкис?
— На Полковника.
— Как зовут Полковника?
— Полковник…
— Тьфу ты, заладил одно и то же. Имя! Имя Полковника!
— Не знаю.
— Ладно. Где Стиллер?
— В Сан-Антонио… Остался… В больнице…
— Ты был с ним, когда взрывали пульман?
— Да.
— Тогда всё в порядке, — сказал кучер.
И Гек Миллс умер.
Капитан Орлов, как и обещал, успел вернуться в Денвер к обеду.
В доме профессора Фарбера придерживались вегетарианской диеты. Поглощая тыквенную запеканку, Орлов подумал, что сейчас ему не помешал бы какой-нибудь вегетарианский напиток, изготовленный из злаков путем перегонки. После делаему всегда хотелось напиться. Опьянение помогало переждать самые тяжелые часы. Оно тонкой пленкой прикрывало пустоту в душе, пустоту, которую выжигала смерть. Ему было бы легче сто раз умереть, чем один раз убить. Но он оставался жив, убивая. Тут уж ничего не поделаешь. Сегодня он убил семерых. Кажется, они стреляли в его сторону. По крайней мере, он надеялся на то, что пару пробоин в кожаном тенте проделали их пули, а не его картечь.
— Попробуйте пудинг из цветной капусты, — предложил ему Фарбер. — Уверяю вас, такого лакомства вы больше не отведаете нигде и никогда.
— Почему же никогда? Мы обязательно заглянем к вам, когда всё уладится.
— Надеюсь на это. Но в следующий раз у нас будет абсолютно другое меню. — Профессор настойчиво подвинул к нему вазочку с пудингом. — Как-то в Аризоне нас принимал мэр одного небольшого городка, и знаете, чем он поразил меня, старого кулинара? Своими карточками. Каждый раз, принимая нового гостя, он составлял карточку с перечислением всех подаваемых блюд. Для того, чтобы при следующем визите угостить этого человека чем-нибудь другим. Чтобы не повторяться! Гениально, не находите?
— Соглашусь, прекрасная идея, — сказал Орлов, подумав, что профессору не мешало бы побывать в России или хотя бы во Франции, где подобные записи велись во многих приличных домах. — Но пудинг… М-м-м! Он прекраснее любых идей.
— Я оставлю вам рецепт, — с польщенной улыбкой пообещал Фарбер. — Ничего сложного. Капуста плюс черствый хлеб, молоко, яйца, сливочное масло. Ваша супруга будет рада. Женщины любят новинки.
Профессор обильно посыпал свой пудинг сахарной пудрой.
— Вера, Вера… Я не могу представить ее взрослой дамой. Она была сущим сорванцом. Сорванцом с косичками.
— Она мало изменилась, — заметил Орлов.
— Как вы полагаете, сколько времени займет улаживание всех ее проблем?
— Благодаря вам одной проблемой уже стало меньше, — сказал Орлов. — Так, понемногу, с помощью друзей все и решится.
— Мои связи тоже могут сыграть роль, прошу не забывать.
— Спасибо, док.
Переодеваясь в дорожный костюм, Орлов гляделся в зеркало, чтобы вернуть лицу подвижность. Вот еще чем помогала выпивка — она расслабляла мышцы лица. А теперь, после запеканки и пудинга, лицо его оставалось окаменевшим, глаза смотрели холодно, словно через прорезь прицела, и губы оставались плотно сжатыми.