Динамит пахнет ладаном
Шрифт:
Он не сразу узнал ее — в длинной индейской рубахе и меховой жилетке, с косами на груди, Вера, вместе с парой молодых женщин, шла от реки с корзиной, полной выстиранного белья.
Орлов пошел ей навстречу и забрал у нее корзину.
— Ты быстро вернулся, — сказала она.
Прошла неделя с того дня, как он оставил ее здесь. Для него эти семь дней показались бесконечно длинными. А она говорит «быстро вернулся»… Он вдруг понял, что спешил сюда только ради того, чтобы снова увидеть ее. Его никто не гнал из
— Я ненадолго, — сказал он.
— Как тебя приняли у Фарберов?
Он остановился у бревна, лежащего возле тропы. Судя по его отполированному боку, бревно тут было вроде лавочки. Вера присела рядом. Теребя косу, она смотрела на макушки сосен, согретые закатным солнцем. Из леса уже накатывались волны ночного холода.
— У Фарберов? Не много их осталось, Фарберов-то. Профессор живет один. Дочь с мужем давно уехали. В доме только прислуга. Старик был рад появлению нового человека.
— Он меня вспомнил?
— Он и не забывал. Газеты заставили его изрядно поволноваться. Но я объяснил, что тебе ничего не грозит, что все это выдумки журналистов, и что тебе оказывают помощь серьезные люди. Фарбер в душе социалист, оказывается. Почти анархист. Читал Бакунина. А с Реклю [7] даже в переписке состоит. Убежден в скором упразднении государства. Мы каждый вечер проводили за философскими беседами.
— Паша, не томи, — попросила она. — Мы можем перебраться в Денвер?
7
Реклю Жан Элизе (1830–1905) — французский географ, социолог. Теоретик анархизма. Бакунин Михаил Александрович (1814–1876) — русский революционер, анархист.
— Нет.
— Что ж, хорошо хотя бы, что ты вернулся оттуда целый и невредимый. Значит, они все-таки догадались, где меня искать.
— Надеюсь, теперь они от тебя отвяжутся.
— Ты там встретил кого-то?
— Да.
— И, конечно, не упустил случая подраться…
В ее голосе послышались теплые нотки, но Вера по-прежнему не смотрела на него. Казалось, ее больше всего на свете сейчас занимали розовые облака, протянувшиеся над лесом.
Орлов принялся докладывать:
— Слежку я заметил в тот же вечер, когда приехал. Возможно, за домом и раньше следили. Но как-то вяло и неаккуратно. Просто сидел человек в кафе напротив входа и смотрел на ворота. По нечетным часам наблюдатели меняли друг друга, причем садились за один и тот же столик. Полнейший дилетантизм. Но самое забавное впереди. Ровно в девять вечера кафе закрылось. И наблюдатель ушел домой. А утром, в одиннадцать, стоял перед кафе, ожидая, пока оно откроется.
— Да, грубая работа, — кивнула Вера.
—
— То есть, ты хочешь сказать, они напали на тебя?
— Можно и так выразиться. Напали.
— Значит, Стиллер… — Она вопросительно подняла брови.
— Увы, — неохотно произнес Орлов. — Стиллера среди них не было. С ним что-то случилось, он в больнице. Но зато я знаю, на кого они работали. Тебе знакома фамилия Гочкис?
— Нет, — помедлив, ответила Вера. — Все, что я слышала — «Стиллер прикроет конвой», «Стиллер исполнит в лучшем виде», «Это деньги Стиллера, тут они лежат мертвым грузом, а нам пригодятся». Никакой Гочкис не упоминался.
— Постой, постой, — Орлов чуть не выронил трубку. — Какой еще конвой? Ты сказала, он прикроет конвой? Точно? Тебе не послышалось?
— Не понимаю, что тебя так удивляет.
— «Конвоем» называют контрабандную перевозку грузов через границу, — пояснил он. — Значит, твои… Значит, эти ребята занимаются еще и контрабандой! Как хорошо, что Стиллер мне не попался в этот раз! Нет, теперь придется молиться о его здоровье. Нужно с ним встретиться, очень нужно…
— Загорелся, загорелся, — насмешливо протянула она. — Как мальчик на новую игрушку.
— Жаль, ты раньше про конвой не говорила. Ну, ладно, об этом довольно. Как тебе здесь?
— Хорошо.
— В первое время, когда я гостил у команчей, мне больше всего нравилось то, что я не понимал их языка, — сказал Орлов. — Так хорошо. Они себе щебечут, а ты ничего не понимаешь. Чужие голоса как шум леса. Просто шум. Здесь я отдыхал от людей. От слов. От чужих забот.
— Нет, при мне они все говорят по-английски. А ты давно их знаешь?
— Давно. Лет десять уже.
Вера кивнула с таким видом, словно и не ожидала услышать ничего иного:
— Тогда понятно, почему здесь есть девочка по имени Таня.
— Что же непонятного? — удивился Орлов. — Родилась в январе, крестили по имени мученицы Татьяны. Тут все крещеные. А Таня — моя крестница.
— Как у тебя все складно выходит… Когда ты уезжаешь? — спросила Вера.