Динарий кесаря
Шрифт:
– Я понятия не имела, что банкир ему не понравился! Пу И ничего мне не говорил! – В голосе Лолы послышались слезы.
– Из-за твоего необдуманного поступка у собаки мог быть стресс! – теперь Маркиз почти кричал. – А ты же сама всегда говорила, что Пу И очень нервная и легковозбудимая собака!
– Ну, если быть до конца честной, то это у банкира скорее мог быть стресс от Пу И, – протянула Лола, – ты же знаешь, каким «милым» иногда может быть наш песик.
Маркиза очень порадовало местоимение
– Лола, поверь, ни минуты я не забывал о деле! – вдохновенно соврал Леня. – Сейчас мы поедим, и я все тебе расскажу. Кстати, как ты думаешь, с курицей ничего нельзя сделать?
Дверь кухни открылась, и появился невесть как просочившийся туда кот Аскольд. Он выглядел весьма удовлетворенным и усиленно облизывался.
«С курицей? – говорил его взгляд. – Где вы, интересно, на кухне видели курицу?»
Лола с Маркизом, бросившись на кухню, застали там только Пу И, который догрызал остатки курицы.
– Пер-риньке ор-решков! – раздалось с холодильника.
– Зажарить Пер-риньку вместо курицы! – рявкнул голодный Маркиз.
– Попугай не при чем! – пылко заступилась Лола. – Он не ест себе подобных! Это все мерзкие звери, они совершенно отбились от рук!
Кот потерся о Лолины ноги и громко мяукнул.
– Он говорит, что ты переложила базилика, – сообщил Маркиз, который понимал своего питомца с полумява.
– Господи, какие же вы все, мужчины, одинаковые и противные! – расстроилась Лола.
– Ну-ну, дорогая, возьми себя в руки! Конечно, я понимаю, зима, плохая погода, да и дело у нас какое-то сейчас непонятное…
– Ты называешь это делом? – вскипела успокоившаяся было Лола. – Я провожу время на кухне и в беседах со старухой, от пирожных скоро ни в одну дверь не влезу, а он называет это делом!
– Вот кстати, что тебе удалось выяснить у старухи?
– Много чего, – уклончиво ответила Лола. – Но сначала ты расскажи, что там у географини…
– Ну, – начал Маркиз, накладывая себе в тарелку щедрую порцию салата из спаржи, – я теперь все знаю в деталях про жизнь и смерть профессора Ильина-Остроградского.
– Подумаешь, – Лола махнула рукой, – профессор умер не дома, а в Абиссинии, умер от лихорадки, и никого не только из русских, а вообще из белых людей возле него не оказалось, потому что своего помощника он послал в Россию, и тот не мог к нему приехать из-за того, что началась война. Стоило тебе так надрываться, силу свою мужскую тратить на географиню! Пошел бы к старушке, попил чайку и все выяснил!
– Ну-ну, – усмехнулся Маркиз, – а старушка не сказала тебе, что профессор оказывается не только исследовал древние африканские народы, но и вульгарно шпионил в пользу царского правительства?
– Да ну! – ахнула Лола. – Это точно?
– А как ты думаешь, дали бы ему денег на исследования? Тогда, знаешь, с финансированием тоже было не так чтобы очень… А так профессор совмещал приятное с полезным, проводил дипломатическую работу в Абиссинии, и все были довольны.
– Бабуля, конечно, ни сном ни духом, для нее покойный профессор – кристальной души человек! Хотя, между нами, я не испытываю к нему теплых чувств. – Лола машинально запихнула в рот полшарика фисташкового мороженого. – Ну сам посуди, человек женится на молодой девушке, у них появляется трое детей, а он, вместо того чтобы обеспечить семью и окружать молодую жену заботой и лаской, шастает где-то по миру, и в конце концов умирает, не оставив почти никаких средств к существованию!
– Он же не знал, что будет война, а потом революция… – неуверенно заговорил Леня.
– Должен был знать! – отрезала Лола. – Тем более раз шпионом был! Явно был человек информированный! Так что, слушай меня и не перебивай, раз уж зря у тебя сегодня день пропал!
Маркиз благоразумно промолчал.
– Значит, так, – важно начала Лола, – у бабули на шее висит монета. Золотая, старинная, римская. Память о знаменитом дедушке, который оказывается прислал дочкам в свое время каждой по такой монете и наказывал их постоянно носить, потому что это якобы не простые монеты, а талисманы, и принесут его девочкам счастье. Но в свое время, и только в том случае, если дражайшие доченьки будут дружить и помнить папочку.
– Фигня какая-то, – беззлобно сказал Маркиз.
– Точно, я тоже так подумала. Но дорогой ты мой Ленечка, заверяю тебя, что кроме этой памятной монеты у старухи Денисовой в доме нет ну ничегошеньки ценного!
– Ты уверена?
– На все сто процентов! Уж как-нибудь глаз у меня наметан на разные ценности…
– Это точно, – вынужден был согласиться Леня. – Тогда рассказывай дальше про монеты…
– Дочери профессора послушались папочку и постоянно носили монеты. Старшая Анна, сбежавши из дома, взяла монету с собой…
– Так-так… – оживился Маркиз.
– Средняя завещала свою монету моей знакомой бабульке, а младшая Татьяна тоже забрала с собой монету, когда ушла из дома, начав карьеру в ЧК. Вот и все. Ты спрашивал, какого черта надо Биллу Лоусону от русских родственников? Так я тебе скажу, что, кроме этих монет, ему нечего от них ждать.
– Так-так, – повторил Маркиз. – А знаешь ли ты, что этот самый Василий Миклашевский, который, несомненно, очень даже сильно замешан в этом деле, что этот Миклашевский эмигрировал из России, долго жил в Европе и только после второй мировой войны перебрался, как ты думаешь куда?