Дингир
Шрифт:
“Что-что? Чё-то я не расслышал своей слышалкой?.. Это чё, одна из твоих проверок, Раш?”
“Я тебя не проверяю, Нибрас. Я всего лишь повторил уже сказанное тобой: она зверь, который осознал свою свободу в бетонных джунглях. Зажимать её, атаковать или осуждать, точно не следует. Вместо этого я озвучу своё согласие с её точкой зрения… коли я сам и без всякого притворства её поддерживаю”.
— Знаешь… — заговорила Мика, что-то вынеся из рассуждений. — Мне всякое люди говорят, когда висят на этих крестах, но, чтобы внутри них сидел демон… это впервые. Страх ещё более многогранен, чем мне казалось. Страх — самый настоящий судья. Страх любит и ложь, и истину. — Начала она говорить при этом с каждой репликой наклоняя голову:
— Ты права, разницы никакой. Страх — это мудрость на фоне опасности, но даже так… всё равно нужно его контролировать, чтобы не обратиться в зверя.
— Да-да! — похлопала Мика в ладоши, заметно повеселев. — Именно! Ты понимаешь, о чём я говорю!.. Давненько мне не удавалось так вот поболтать. Обычно они говорят мне: “Развяжи меня, тварь! Что ты несёшь ненормальная! Когда я выберусь отсюда, то тебе конец!..” Эээх… никакого полёта мысли. Всё одно и то же, одно и то же! Я же к ним с теплотой отношусь: делаю добро, даю возможность признать самих себя. А вот другие люди, которые совершают добро, они всегда пытаются сделать так, чтобы ты с ними считался. Они стараются отнять то добро, которое дали сами, будто это какая-то инвестиция. Но я не такая!
— Мика могу я спросить?
— Да конечно…
— Почему ты решила затащить в своё логово именно меня и того парня? — кивнул Раш на Вадика.
— О, так я просто случайно наткнулась на вас. Один уже лежал без сознания, вот я и захотела взять двух по цене одного.
— Ясно, а почему именно мужчины? Твой отец плохо обращался с тобой?
— Нет, ты что?! Мой папочка был просто ангелочком! Вот взгляни!
Мика взяла со стола какую-то фотографию, огранённую в чёрную рамку, и с улыбкой поднесла её к Рашу.
— Ну, правда же: мой папочка, словно ангел? — добавила та.
Раш вглядывался в изображение без эмоций — там и вправду было подобие “ангела”: Спина тамошнего человека распахнулась, словно крылья; красные и с виднеющимися костями. Голова немного наклонена. Его рот напоминал смелый грим клоуна с улыбкой от уха до уха, глаза были закрыты, что в совокупности добавляло этому “творческому макету” умиротворённость и одновременно — радость.
— Он и вправду очень похож на ангела, — прокомментировал Раш, явно подыгрывая.
— Вот-вот! — радостно прижала она фото к своей груди. — Он лучший папа на свете!
“Эй, Раш… это самое… — заговорил Нибрас, сдерживая ехидство, — не передумал ещё?”
“И что, подумаешь, сделала из своего отца чучело. Пак ведь тоже мой отец, а теперь мы должны его убить. Причины, заставившие её так поступить, могут быть самыми разными, Нибрас. Не спеши осуждать”.
“Да я не про то!.. Ты только послушай её?.. Она считает своего отца ангелом, но при этом убила его?! Признайся, Раш, ты не прав, и она просто психичка, которая не годится нам в союзники!”
“Интересно, почему я хорошо запомнил то, о чём нам рассказывал Пак, а ты нет, Нибрас?.. Это “Эмоциональная Амбивалентность” — хроническое состояние, при котором человек способен искренне испытывать негативные и одновременно положительные эмоции к чему-то или кому-то. Это вполне объяснимый симптом для её свободного разума. Но иногда Амбивалентность является одним из признаков шизофрении; ты можешь вполне оказаться прав. Вот только девушка, находящаяся перед нами точно не из простых… Я обладаю таким уровнем интуиции, что обычно она сразу простреливает человека насквозь и тот становится как открытая книга. Однако сейчас, видя её, я до сих пор ощущаю непреодолимую стену”.
“Это потому, что ты пытаешься смотреть в никуда, Раш. Все твои старания не получат отклика, они не отразятся от стены и не дадут тебе ответов, так как нет никаких стен… смирись”.
“Очень глубокая мысль, Нибрас, — ухмыльнулся Раш. — Не ожидал от тебя”.
“А я не ожидал, что существует такой человек, которого ты бы не раскусил! Ты думаешь, что она именно такая как ты хочешь, поэтому и цепляешься за свою: типа слабость. Раз ты чего-то не видишь, значит, этого попросту нет! И не выдумывай всякую херню!”
“Вот, пожалуйста, Нибрас: ты сейчас одновременно похвалили меня и осудил. Поверь, если отмести все декорации, то твоему разуму ничто не помешает расти. Я повторюсь: Перед нами свободный человек — это я вижу точно. И подобный разум создаёт намного больше вариаций, поэтому я и не могу её просчитать… Но это пока”.
— Хорошо, если твой отец не причём, — обратился Раш к Мике, — то почему именно мужчины? Девушек же легче убивать?
— С девушками легче управляться — это да! Но они не хотят со мной разговаривать, — грустно сказала она. — Они как мышки висят себе на крестах — пищат и пищат. Мне не весело!.. А я ведь так хотела себе подружку… жалко-то как. А вот с вами самцами не соскучишься! Вы вырываетесь, кричите, моля о помощи, убегаете, ругаетесь!.. Вы более искренние. Это как… это как…
— Как истина, заточённая в плоть? — помог Раш.
— О! Я бы лучше и не сказала, спасибо!.. Да, они как куски мяса, которые перестали лгать себе. На кресте они освобождают свой страх и дают ему воспарить. И не только страх, а самих себя, они освобождают свою натуру! — разведя руки, блаженно сказала Мика, словно она представила, что из неё выходит некая скверна. Глаза плавно закрылись. — Перед смертью каждый из них делает ставку на то, что истинно хранится в нем. Кто-то предлагает деньги, иные же становятся маленькими плаксами с преисполненной жалостью к себе. Другие же, не смирившись со смертью, сыплют угрозы. “Не убивай, у меня есть дети!” — говорили они. А некоторые умоляли Бога и извинялись перед ним, словно он их папочка с ремнём… “Деньги, жалость к себе, гнев, ложь и помощь от Всевышнего” — вот что такое человек. Всё это их первичные гнилые корни, а прочее лишь наростки, которые пытаются вырасти в красивое зелёное дерево, ведь намного важнее как тебя видят другие…
Высвободив этот поток мыслей, Мика вдруг открыла глаза и резко зашагала в сторону стола.
— Точно! Раз уж ты очнулся, пора разбудить и второго. А то, наверное, тебе скучно со мной одной. Болтаю тут себе и совсем не думаю о гостях. Вот всегда так.
Взяв со стола небольшой цилиндрический белый предмет, она подошла к кресту, где висел Вадик.
— Пора вставать крепыш! — она поднесла белый цилиндрик к носу Вадика.
Через пару секунд, видимо достаточно надышавшись, тот сперва просмердил лицом, а затем дёрнулся весь. Первым ожившим рефлексом он отдёрнул головой от этой едкой дряни, но упёрся затылком в крест. Смесь нанесла сильный удар в нос и от него пронзила мозг. На глазах навернулись слёзы и после, из недр горла проступил давящий кашель.