Динка прощается с детством
Шрифт:
Дмитро переминается с ноги на ногу, щеки его заливает темный румянец.
— Сегодня здоровый, а завтра может и помереть, — говорит он, задетый за живое насмешливым тоном Федорки. — Мало ли с чего человек помереть может. Схватит ему живот или болячка какая прикинется, а может, и убивец какой-нибудь гакнет по голове топором, — неожиданно увлекаясь, говорит Дмитро, не замечая предостерегающего взгляда Федорки. — Вот тебе и мертвое тело…
— Чего? — весело удивляется Динка и, подметив тревожные знаки Федорки, останавливается. Улыбка сбегает с ее лица. — Вы что-то скрываете от меня?
— Оборони боже! Что нам скрывать? Хиба ты не знаешь Дмитро? Он такое набормочет, что и век не разберешься! — обнимая Динку и ласково заглядывая ей в лицо, пытается успокоить Федорка.
Дмитро, чувствуя свою промашку, угрюмо стоит посреди хаты, почесывая ногтем свой обветренный нос.
— Не колупай носа! — кричит на него в раздражении Федорка.
— От характер! Никакой самостоятельности хлопцу не дает! — качает головой Татьяна.
— А мени без вниманья, — надевая шапку, говорит Дмитро и идет к двери.
— Подожди, Дмитро! Вместе пойдем… Спасибо за вареники! Приходи, Федорка! — приглашает Динка, выходя вместе с Дмитро на крыльцо.
Федорка с матерью провожают их тревожными взглядами.
— Эй, Дмитро, смотри у меня! — грозится вслед товарищу Федорка.
Дмитро, не отвечая, машет рукой.
— Развели бабскую канитель, — хмуро бормочет он.
Глава пятая
СТРАШНАЯ НОВОСТЬ
Динка не хочет идти через панскую экономию, они обходят ее узкой тропинкой вдоль забора: Динка — впереди. Дмитро — сзади. Динка идет молча, не оглядываясь. По правую руку ее далеко-далеко расстилается желтеющее поле, высокие колосья с сухим шелестом гнутся под легким ветерком, С пригорка уже виден утонувший в зелени хутор. Динка внезапно останавливается.
— Дмитро, — строго говорит она, — я хочу знать правду! Что вы скрываете от меня? Может, это касается Якова? Где он? Где его маленький Иоська?
Дмитро мнет в руках шапку, долго чешет затылок; лицо у него хмурое, взгляд убегает куда-то далеко, за желтеющее поле.
— Иоська-то, может, и живой… — нехотя мямлит он.
— Как это «может, живой»?.. А где Яков? — холодея, допрашивает Динка.
— Ну что тебе сказать?.. — Дмитро вздыхает и оглядывается по сторонам, словно боясь, что его услышит Федорка.
— Дмитро! Не играй со мной в прятки! Говори правду… Где Яков? — еще ближе подступает к нему Динка.
— Да это уже давнее дело. Нема Якова… Упокойник он… Еще осенью, как вы уехали, так его вскорости и убили… — медленно цедит слова Дмитро.
— Убили?.. — с ужасом переспрашивает Динка, отступая от Дмитро и глядя на него широко открытыми, остановившимися глазами. — Как это… убили?
— Ну как… Обыкновенно… Пришли вдвох да и зарубили в хате. Тут и скрывать бы нечего, да твои как прослышали от Ефима, так и прискакали к Федорке. Леня да Вася этот ваш длинный. Как раз он в то время в отпуск, что ли, наезжал с фронта… Ну и меня позвали, конечно. Чтобы вам с Мышкой не говорили, значит, ничего.
— Леня… Вася… — машинально повторяет Динка, а в глазах ее, словно в тумане, вырисовывается белая, обитая дождями хата в лесу. Знакомый, выщербленный порог, раскрытая настежь дверь, и на полу в луже крови… — Нет, нет! — кричит она. — Этого не может быть! Он так хорошо играл, он никому не делал зла…
— Да тут не со зла. А вроде бы деньги были у Якова. Дед, что ли, Иоське оставил. Ну, вот за деньгами они и пришли. И под печкой, и под полом искали…
Но Динка не слушает Дмитро.
— Боже мой… Боже мой… — шепчет она, бессильно опускаясь на траву. Убили… такого человека…
— Да ты что так расстраиваешься? На войне разве одного убивают… У нас только в Рубижевке восемнадцать человек молодых хлопцев…
— Дмитро, — вдруг шепчет с надеждой Динка, — может, ты спутал, может, это не его, не Якова убили, а кого-нибудь другого?.. — Побелевшие губы Динки не слушаются ее, по спине пробегает колючий озноб, а в глазах, то расплываясь в тумане, то снова выступая из черноты леса, стоит залитая кровью хата…
— Ну годи, годи, — касаясь ее плеча, сочувственно говорит Дмитро. — Ты думаешь, ты одна его жалеешь? Людям тоже жалко. И поиграть на святки было некому. А над Иоськой все бабы плакали. Как почал он над отцом кричать… И прямо при всех на Матюшкиных показывает… Ведь как дело-то получилось? В ту пору Йоська уже учиться ходил, отец ему студента одного договорил на дачах, в репетиторы, значит… Ну, вот и в тот день пошел он, а темнеет-то рано. Возвертается домой, а отец тут прямо около порога лежит чуть живой. Ну и сказал, видно, сыну, кто его порубал. А Йоська хоть маленький, а дуже разумный хлопчик…
— Иоська… Поська… — Динка проводит рукой по лбу.
Перед глазами ее встает шумная деревенская свадьба. В углу на табурете, прижав к подбородку скрипку, сидит Яков, а около, прижавшись к его коленям, стоит маленький, кудрявый мальчик…
Динка вскидывает на Дмитро сухие глаза.
— Где Йоська?
— Да был в Киеве. Говорили бабы, с босяками на базаре бегает.
У Динки пересыхает во рту, она хочет что-то спросить, но Дмитро машет рукой.
— Да ты погоди, слушай, что дале было. Ну, значит, как схоронили Якова, то студент, что с Иоськой занимался, взял Иоську к себе, а сам пошел в полицию, чтобы, значит, на Матюшкиных показать. Ну, куда там! Матюшкины — известные куркули, первые богатей на селе, их голыми руками не возьмешь. Семен Матюшкин да брат его, Федор, всю полицию купили… Люди их боятся, молчат, а Иоська дитя, ему веры нег. Ну, побился, побился тот репетитор и пошел на Ирпень правду искать. А как пошел, так и сгинул…
— Совсем сгинул?
Дмитро разводит руками.
— Нема… И доси нема… Говорили люди, вроде нашли его где-то в ирпенском лесу, только сильно суродованный, так что и человека в нем признать невозможно. Ну, бабы, конечно, спугались, чтобы Иоське того же не было, схватили хлопчика да и вывезли его тишком в город.
— В город? — машинально переспрашивает Динка.
— Ну да… Там вроде тетка Якова жила. Старуха, конечно, слепая да хворая, сама кое-как перебивалась, а тут еще хлопчика ей подкинули. А куда денешься? Люди привезли да и оставили. Ну, а потом ближе к рождеству поехали наши бабы проведать, как там Иоська… А Иоськи нет, сбег Иоська. А тут вскорости и старуха померла.
— Не нашли? — с трудом шевеля губами, спросила Динка.
— Да никто и не искал. Кому надо? Своих ребят кормить нечем, а тут сирота! А потом один раз видели его на базаре с босяками. Рваный, голодный. Узнал наших баб и давай тикать. Пропащее дело! Да ты об этом не думай, выбрось из головы!
— А Леня… И Вася… Они знали все это про студента и про Иоську? — вдруг спросила Динка, глядя в упор на Дмитро загоревшимися глазами.
— Да нет, откуда! Им как сказал Ефим про убийство, они сразу и приехали. Тогда еще Иоська у студента был… Ты смотри, — вдруг испугался Дмитро, — не говори, что я тебе рассказал, а то они обижаться будут на меня!