Динка (с иллюстрациями Воробьева)
Шрифт:
«Уложи ее спать», - сказала она Лине, так и не решив, как надо поступить с провинившейся девочкой.
Динка охотно легла в постель и заснула крепким сном здорового ребенка. Но, по мере того как она спала, в Кате росло раздражение:
«Безобразие! Устроила такую пакость и спит как ни в чем не бывало!»
Сестру она встретила выговором:
«Не знаю, о чем ты думаешь, Марина, таская из библиотеки эти книги! Можно потерять голову с твоими ангелочками!
Вот, полюбуйся!» - Она бросила на стол разбухшую и растрепанную книгу.
Вечером, когда дети заснули, сестры
«Да, я, кажется, сделала большую глупость… Она еще слишком мала для такой грустной книги», - каялась мать.
«Но зачем же вообще читать такие книги, даже и старшим детям? Зачем это нужно, чтоб они сидели перед тобой и плакали? Почему не читать им сказки, какие-нибудь веселые стихи, наконец…» - волновалась младшая сестра.
«Подожди… Я читаю и сказки и стихи, - нетерпеливо прервала ее Марина. Но этого мало. Они должны знать, что в жизни бывает много горя и несправедливостей. И если они плачут, так что хорошие слезы. Значит, они понимают, жалеют, они будут бороться против этих несправедливостей Я же воспитываю их, Катя, на этих книгах!»
«Воспитываешь?
– Катя насмешливо улыбнулась и подвинула к сестре растрепанную книгу.
– Вот, пожалуйста, наглядный результат твоего воспитания!»
«Ну, это Динка… - улыбнулась Марина.
– Она еще мала». «Мала? Ну, знаешь… Будь это мой ребенок, так я бы как взяла ремень да вздула ее один раз…»
Щеки Марины вспыхивают ярким румянцем. «Конечно, тебе, видно, кажется идеалом воспитания плетка нашей мачехи, - горько напоминает сестра, - а я вот даже кричать на ребенка не могу, я не могу и не хочу видеть испуганные лица, я не хочу, чтобы меня боялись! Они должны бояться не меня, а своих поступков, которые могут оттолкнуть меня от них… И зачем ты врешь. Катя, что ты будешь бить своего ребенка? Ты и пальцем не тронешь его, потому что тебе всю жизнь помнятся мачехины побои. Нет! Ты не будешь бить, но ты вырастишь его таким эгоистом, Катя…»
«Ну конечно, я выращу эгоистов, а ты замечательных людей! Ну, не будем спорить! Давай лучше подумаем о Дине… Что это за поступок, по-твоему? Озорство, шалость, просто желание побезобразничать?»
Катя выжидающе смотрит на сестру. Марина задумчиво качает головой:
«Нет, Катя, это не шалость. Это отчаяние! Динка еще не умеет владеть своими чувствами. Она не хочет примириться со смертью Евы! Она протестует, кричит, топает ногами, но Ева все-таки умирает! И Динка набрасывается на книгу. Она считает ее виновной в этом плохом конце…» - медленно, словно думая вслух, разбирает поступок Динки мать.
Но Катя не верит. Она считает сестру безнадежной фантазеркой.
«Ну предположим, - говорит она.
– Но в этом «отчаянии» Динка порвала книгу. Так, может, все-таки надо наказать ее?»
«Да она сама себя накажет. Я объясню ей, что она не умеет слушать, кричит, рвет книги - значит, ее нельзя пускать на чтения. Вот и все! Она прекрасно поймет…»
«Значит, она на твоих чтениях больше не будет?» - настойчиво переспросила Катя.
«Пока не будет». «Как это «пока»?»
«Ну, пока не научится владеть собой», - спокойно пояснила старшая сестра.
«Ну, посмотрим! В общем, я думаю, это ненадолго, она найдет какой-нибудь выход…» - насмешливо улыбнулась Катя.
На другой день Марина объяснила Динке, почему она не должна больше приходить на чтения. Беседа была тихая, спокойная; растрепанная книга лежала тут же, и Динка помогала матери собирать и подклеивать страницы.
«А теперь иди, - сказала ей мать, когда страницы были подобраны.
– Мы будем читать».
Динка ушла, но потом вернулась и стала около двери. Она не рвалась в комнату, не просила, не плакала. Но с тех пор как только Алина и Мышка усаживались около матери, Динка усаживалась за дверью и, приоткрыв щелочку, жадно ловила мамин голос.
Когда в комнате раздавался смех, она тоже тихонько смеялась, а когда Мышка начинала шмыгать носом, девочка отходила подальше. Потом снова возвращалась и, приоткрыв щелку, испытующе смотрела на лица. Иногда, забывшись, она просовывала в дверь свою лохматую голову и, стоя в таком неудобном положении, слушала.
«Мама, она мешает!» - недовольно говорила Алина. «Пустим ее», - просила Мышка. «Рано еще», - вздыхала мать.
Один раз мать читала очень грустную повесть о мальчике, которого отдали из приюта в деревню к очень злой женщине. Динка сидела на порожке и слушала. Она сидела тихо, размазывая на щеках слезы, и только в самых грустных местах повести молча ударяла себя кулачком в грудь.
«Пустим ее…» - как всегда, попросила Мышка.
«Попробуем… Диночка, ты уже научилась хорошо слушать?» - опросила мама.
«Научилась, - серьезно ответила Динка.
– Но только мне лучше сидеть на порожке, потому что я иногда ухожу за дверь и что-нибудь меняю». «Как это?» удивилась мать.
«Ну, просто я сама все меняю… Плохие у меня сразу умирают, а хорошие ходят гулять и все самое вкусное едят, и я там с ними… мед-пиво пью, по усам течет», - задумчиво сказала Динка.
«Но ведь ты плакала сейчас, - напомнила мать. Она была совершенно озадачена тем «выходом», который нашла для себя Динка.
– Почему же ты плакала?»
Динка вздохнула:
«Я не успела переменить, он уже умер».
Видимо, придуманные ею самой «хорошие концы» все же не удовлетворяли ее, она предпочитала, чтобы это сделал сам автор книги, и, если бывало, что все кончалось хорошо, она хватала у матери книжку и, прыгая с ней по комнате, кричала:
«Мед-пиво пьем! Мед-пиво пьем!»
С тех пор как только Динка во время чтения, поднималась и уходила за дверь, Мышка тихо говорила:
«Пошла уже… варить мед-пиво…»
Солнце золотило склоненную голову Динки. Вокруг нее на полу в беспорядке валялись книги.
«Пещера Лихтвейса… Пещера Лихтвейса…» - тихо повторяла про себя Динка. Ей очень хотелось принести Леньке эту книгу. Но «пещера» не попадалась. Взамен нее внимание девочки приковывали другие книги, с интересными названиями.
Но кто знает, какие это книги? Например, «Гуттаперчевый мальчик»?..
Динка долго держала в руках эту книжку, ощущая тянущее беспокойство за судьбу «гуттаперчевого мальчика», потом, отложив ее в сторону, снова занялась поисками «Пещеры Лихтвейса». Но в это время в комнату вошла Мышка.