Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов: союз государственной службы и поэтической музы
Шрифт:
В обществе «Арзамас» Майофис рассмотрела группу дипломатов: Д. Н. Блудова, Д. В. Дашкова, П. И. Полетику, Д. П. Северина. Ею поставлен вопрос о «системе Каподистрии» и отношении данной системы к литературному обществу «Арзамас». К сожалению, автор не вполне аргументировано включила самого И. А. Каподистрию (1776–1831) в состав членов общества. При всем его интересе к русской литературе и участии в судьбе опального А. С. Пушкина, И. А. Каподистрия не состоял членом «Арзамаса».
Поскольку Блудов являлся преданным сотрудником Каподистрии, фигура этого выдающегося греческого дипломата на русской службе нам интересна. Она является важной при реконструкции дипломатической деятельности Дмитрия Николаевича. Заметим, что в литературе имя Блудова часто не упоминается при описании важных дипломатических событий, в которых тот участвовал, тогда как статус министра иностранных дел в документах не остался незамеченным. Поэтому личность Каподистрии помогает рассмотрению
Накопленный в литературе фактический материал ценен для понимания процесса становления Блудова как государственного служащего и влиятельного государственного деятеля. Кое-что из того, у кого и чему он мог учиться и научиться, нам раскрывают очерки, характеризующие тех персон, под началом которых служил Блудов [25] .
Труды, посвященные историческим лицам из окружения Блудова, содержат информацию о круге и характере его общения. Сложились несколько, освещающих их, самостоятельных комплексов литературы.
25
Кузнецова Г. А. Дипломатический дебют Александра I. Тильзитский мир; Шапкина А. Н. Полководец М. И. Кутузов и Бухарестский мир; Савельева О. А. Греческий патриот на службе России. И. А. Каподистрия и Священный союз / Российская дипломатия в портретах. М., 1992.
О родственниках Блудова – Г. Р. Державине [26] и В. А. Озерове и о его сослуживцах по Московскому архиву – Ф. Ф. Вигеле [27] , А. И. Тургеневе, Д. В. Дашкове. Много писалось о близких Блудову поэтах – В. А. Жуковском и П. А. Вяземском, а также представителях старшего поколения – поэте и государственном деятеле И. И. Дмитриеве, Н. М. Карамзине, А. Н. Оленине.
Исследование младшего современника Блудова Я. К. Грота «Жизнь Державина» (автор хорошо знал Блудова и беседовал с ним), показывает необходимость продолжения разработки генеалогических вопросов, а также изучения сменявших друг друга поколений, выявления отличий и нитей преемственности между ними.
26
Михайлов О. Н. Державин. М., 1977.
27
Штрайх С. Я. Историко-литературный очерк о Вигеле / Вигель. Записки. М., 2000. Впервые данная публикация вышла в 1928 г., завершив работу, начатую до революции издателем «Русского Архива» П. И. Бартеневым. Штрайх показал характер служебных и личных отношений Вигеля и Блудова, а также их роль в литературном процессе, в частности, отдельных событиях, связанных с именем А. С. Пушкина.
Грот рассмотрел родственные связи Блудовых и Державиных. Он показал отношение Г. Р. Державина (представителя поколения 1740-х гг.) к творчеству своего дальнего родственника – «шестидесятника» В. А. Озерова. Отметим, что изучение личности в более широком контексте рассмотрения поколения, к которому она принадлежала, не снимает с повестки дня необходимости анализа индивидуальности, а также форм и способов ее проявления. Грот показал серьезные отличия в отношении к Н. М. Карамзину, которые были в позициях Г. Р. Державина и А. С. Шишкова. Обычно они нивелируются при рассмотрении истории отношений двух литературных обществ – «Беседы любителей русского слова» и «Арзамаса».
Заслуживает безусловного внимания опыт изучения в научной литературе традиционных семейных укладов. Он открывает возможность опосредованно, через морально-этические установки понять специфику корпоративных и индивидуальных представлений, «заглянуть во внутренний мир человека, исследовать его наиболее интимную и скрытую сторону жизни». Изучение бытовой и личной сторон жизни Блудова помогает определить этапы становления этого государственного деятеля и дать им содержательную характеристику [28] .
28
Савицкая И. С. Жизненные обстоятельства Д. Н. Блудова и начало его дипломатической деятельности. В сб.: Быт как фактор экстремального влияния на историко-психологические особенности поведения людей. Материалы XXII Международной научной конференции Санкт-Петербург, 17–18
Глубокий вклад в изучение бытового поведения дворян как «особого рода семиотической системы» внес Ю. М. Лотман. Он показал, что в русской культуре XVIII в. «определенные формы обычной, каждодневной деятельности были сознательно ориентированы на нормы и законы художественных текстов и переживались непосредственно эстетически» [29] . Лотман исследовал природу тех оценочных моментов, которые русский человек давал социокультурным и бытовым явлениям русской жизни в условиях набиравшей силу европеизации.
29
Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века / Лотман Ю. М. Избранные статьи. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 248.
В изучении отрочества и юности Блудова полезно наблюдение Лотмана о том, что «…вопреки распространенному мнению европеизация акцентировала, а не стирала неевропейские черты быта, ибо для того, чтобы ощущать собственное поведение как иностранное, надо было не быть иностранцем…» [30]
Переживаемая русским дворянством европеизация вносила в его сознание серьезные изменения. По мнению Лотмана, их изучению помогает анализ восприятия в культуре «своего» и «чужого». Ученый обратил внимание на то, что в петровскую и после петровскую эпоху, «чужое, иностранное приобретает характер нормы. Правильно вести себя – это вести себя по-иностранному, т. е. некоторым искусственным образом, в соответствии с нормами чужой жизни» [31] .
30
Лотман Ю. М. Избранные статьи… Т. 1. С. 250.
31
Там же. С.249.
К началу XIX в., то есть ко времени вступления Блудова на государственную службу, взаимодействие встретившихся на русской земле противоположностей: традиций отечественной и западноевропейской жизни – уже имело «стаж» и выработало у дворянского сословия некую привычку. Произошла известная локализация западноевропейского воздействия при осознанном определении допустимых границ европеизации, а также адаптация ее определенных проявлений к русским условиям и как следствие постановка вопроса о национальной идентичности в условиях встречи русской и западноевропейской культур.
Бытовое поведение изучается в литературе как историко-психологическая категория, которая позволяет определить «границы бытового поведения» и выделить момент, когда, переставая быть таковым, это поведение «получает высокий этико-политический статус» [32] .
При рассмотрении повседневной жизни Блудова в период его службы в Московском архиве Коллегии иностранных дел и анализе привнесенных в его жизнь интеллектуальных перемен благодаря общению с «архивными юношами» братьями Тургеневыми и В. А. Жуковским полезны работы М. Я. Бессараб и В. Н. Осокина [33] .
32
Там же. С. 305.
33
Бессараб М. Я. Жуковский. Книга о великом русском поэте. М., 1975; Осокин В. Н. Его стихов пленительная сладость. В. А. Жуковский в Москве и Подмосковье. М., 1984.
Пониманию изменений, происходивших в сознании Блудова и его ближайшего окружения, может пригодиться понятие «проницаемости национальной языковой системы», предложенное В. Г. Костомаровым. Оно характеризует качественные изменения, происходящие в языке на сравнительно коротких отрезках времени. Вывод автора о том, что язык неизбежно «приводится к большему соответствию с нуждами и мышления и общения» [34] , применим в изучении эволюции общественного и индивидуального сознания. Также заслуживает внимания костомаровское определение «сдвига», с помощью которого могут выявляться рубежи в процессе взаимодействия культур, набиравшего силу в первой четверти XIX в.
34
Костомаров В. Г. Жизнь языка: От вятичей до москвичей. М., 1994. С. 12.