Дипломатия греха
Шрифт:
— Так ты не домой поехал? — удивился Новиков.
— Я не такой ленивый, как ты. Готовься проставляться, скоро поднимем твой «глухарь». Ты сам сюда приедешь или его к тебе везти?
— Нет уж, приезжайте лучше вы… У меня тут дела, бумаги разные…
— В таком случае минут через двадцать будем у тебя. Только вот что. Мужик этот наглый, как танк, попался. Ты скажи своим ребятам, чтобы ни на что внимания не обращали и нас не беспокоили… Боюсь, с ним помучиться придется… Ну, ты понимаешь…
— Но это точно он? Может, это случайное совпадение?
— Ты сомневаешься в моем нюхе? — обиделся я. — Все, мы выезжаем, готовь кабинет. Я повесил трубку и повернулся к недобро улыбающемуся иерею.
— Я понял, — сказал он. — Но ты туда не поедешь. Ни к чему тебе это. Представляешь, что будет, если я ничего не добьюсь?
— Представляю… Будем перестукиваться в «Крестах».
— Как знаешь. Тогда поехали, время и так упущено.
— Подожди, — я снял пиджак и надел плечевую кобуру.
— Ты же сдал оружие, — удивился иерей.
Присев возле дивана, я пошарил под днищем. Раздался скрип, отдираемой изоленты, и я извлек на свет пистолет-пулемет «люгер». Изумлённый иерей взирал за моими действиями с суеверным ужасом. Это выражение сменилось восхищением, когда, надорвав неплотно прибитую обивку дивана, я извлек из его недр гранату «Ф-1».
— Bay!.. И ты на этом спишь?!
— Сегодня на «этом» спал ты, — цинично заметил я и, надев пиджак, сообщил: — Вот теперь я готов. Молиться будем?
— Пускай они молятся, — угрожающе процедил «отступник». И мы вышли.
Подойдя к кабинету Новикова, я вежливо постучал. Он открыл сам, улыбаясь во весь рот.
— Привезли?
— Угу… В кабинете никого?
— Никого, — широким жестом руки обвел он пустой кабинет.
— Хорошо, — одобрил я и с короткого размаха саданул по его чисто выбритому подбородку.
Сбивая на своем пути стулья, он перелетел через весь кабинет и, своротив стол, растянулся на полу.
— Неплохо, — одобрил Разумовский, входя в кабинет и запирая за собой дверь.
— Какого!.. — заохал я, тряся отбитой рукой. Я чуть себе все пальцы не переломал! У-у!..
— Значит, дальнейшее — моя работа.
— Вы что?! — заорал Новиков, вскакивая на ноги. — Рехнулись, ублюдки?! Вон отсюда, скоты!
— Прости меня, Господи, грешного, — быстро пробормотал Разумовский и открытой ладонью отвесил Новикову такую оплеуху, что бедняга перекувырнулся через стол.
— Ах, ты! — завизжал он и, поднявшись на колени, рванул застежку плечевой кобуры.
Он опоздал ровно настолько, сколько времени хватило иерею, чтобы ногой ударить по краю стола, толкая его на Новикова. К тому моменту Новиков был уже на ногах, и острый угол стола ударил его как раз… Увидев, куда он его ударил, я невольно закрыл глаза и сморщился. Однажды, при игре в футбол, мне попало мячиком по тому же месту и с тех пор я очень сочувственно отношусь к травмам подобного рода. Когда я открыл глаза, пистолет был уже в руке Разумовского а, сам Новиков сидел, скорчившись, в углу, у сейфа.
Иерей открыл верхний ящик стола, бросил туда пистолет и, схватив Новикова за шиворот, одним рывком поставил на ноги.
— Ох, как вы за это заплатите! — голос Новикова сел и звучал едва слышно. — Это вам даром не пройдет! Вам конец! Вам двоим конец!..
Мускулы на мощной руке иерея вздулись, и подошвы ботинок Новикова оторвались от пола. Глядя, как беспомощно он болтает в воздухе ногами, я подумал, что, привыкнув к огромным габаритам Разумовского, я успел позабыть, какие штуки он способен выкидывать, пользуясь своей недюжинной мощью. А вот для Новикова это было в диковинку, если это слово приложимо к его положению. Хрипя от напряжения, он судорожно пытался ослабить впившийся в горло воротник рубашки.
— За… Задушишь… Отпу… Я не могу… Я задохнусь…
— Я тебя отпою, — мрачно пообещал иерей.
Отец Владимир был настроен явно решительно. В исторических романах мне не раз попадались описания битв, в которых православные священники принимали самое деятельное участие, колотя врагов своих нещадно всеми подворачивающимися под руку предметами. А о богатырском здоровье корабельных священников и говорить не приходилось. В веселые времена Екатерины ходили легенды об исполинской силе батюшки, в разгар абордажного боя, вступившего в схватку тяжелым крестом, словно булавою, обратившего врага в паническое бегство. В бою Цусиме силач-священник подавал снаряды к корабельному орудию, заняв место погибшего расчета, и вдвоем с ведущим огонь офицером они успели до пленения нанести противнику изрядный урон. А сколько, попортили крови войскам Чингисхана монастыри, населенные вот такими «кроткими овечками Христовыми».
Новиков не только плохо знал историю, но позабыл и о том, что «сан — саном, но если русского мужика разозлить…» А Разумовский был в ярости. Тряся Новикова, словно терьер — крысу, он расхаживал по кабинету и гудел набатом:
— Зарок давал… Возьму грех на душу! Свою душу потеряю, но ее спасу! Я тебя, подлюку, рвать буду до той поры, пока ты мне всю правду не выложишь! Не помогает закон — поперек него пойду, в тюрьму сяду — и на это согласен, — но ее вы мне вернете!
— Не хочу прерывать вашу мирную беседу, — заметил я, — но он ничего не может сказать, потому что уже синеет.
Разумовский поднес Новикова к своему лицу, словно обнюхивая, сморщился и отшвырнул в сторону. Тело шлепнулось о стену и безвольно сползло вниз. Несколько секунд спустя до меня донесся отвратительный запах. Отдышавшийся Новиков смотрел на свои штаны и хныкал.
— Тьфу! — не выдержал иерей. — Как теперь за него держаться-то?!
— За уши, — посоветовал я.
Одуревший от пережитого, уже ничего не соображая, Новиков закрыл уши руками и в неподдельном ужасе смотрел снизу на иерея, словно затравленный заяц.