Дипломатия и войны русских князей
Шрифт:
Предложение Вишневецкого открывало широкие перспективы перед Иваном IV. Ведь в подданство Вишневецкий просился не один, он владел всеми землями от Киева до Дикой степи. В поход на татар Вишневецкий мог поднять тысячи казаков, в его распоряжении находилось несколько десятков пушек. Разумеется, польский король не остался бы равнодушен к потере южного Приднепровья. Но нет худа без добра. Походы польских войск традиционно сопровождались насилиями и грабежами, что неизбежно вызвало бы восстание и на остальной территории Малой России.
В 1556 г. Малороссия могла сама, как спелое яблоко, упасть в руки царя Ивана. Но, увы, у него были иные планы. Через два года начнется Ливонская война, и царь думает только о ней. Прорубить окно в Европу было России жизненно необходимо. Но для этого нужна была более мощная армия,
Иван IV, начиная Ливонскую войну, явно переоценил свои силы. Предложение Вишневецкого было отвергнуто царем. Русская дипломатия начала действовать в диаметрально противоположном направлении, вступив в переговоры о мире с Польшей и Крымским ханством. До Ивана IV никак не доходило, что Крымское ханство не обычное государство, живущее за счет сельского хозяйства, ремесел и торговли, а орда грабителей, которая физически не может существовать за счет внутреннего производства. Переговоры же, которые вели крымские ханы с московскими царями и польскими королями, имели цель лишь получить как можно большую дань. Историки XIX века остроумно называли их «бахчисарайским аукционом». Если Москва платила больше, чем Краков, то крымцы два или три года грабили только польские владения и наоборот.
В итоге Иван Грозный упустил великолепный исторический шанс воссоединить Малую и Великую Россию. Царь приказал Вишневецкому сдать Черкассы, Канев и другие контролируемые им территории польскому королю, а самому ехать в Москву. На «подъем» Вишневецкому выдали огромную по тем временам сумму — 10 тысяч рублей. В Москве Вишневецкому был дан «на кормление» город Белев и несколько сел под Москвой. Так Иван потерял «Богдана Хмельницкого» и приобрел хорошего кондотьера.
Причем тут надо заметить, что Малая Русь при Дмитрии Вишневецком и Украина при Богдане Хмельницком — это «две большие разницы». При Вишневецком это были русские земли, управляемые обрусевшими литовскими князьями, деловая документация велась на русском языке. Сам местный диалект русского языка почти не имел полонизмов и был ближе к новгородскому диалекту XV века, нежели новгородский диалект к московскому.
Полонизация и католическая экспансия на Малой Руси только начинались. И простой народ, и дворяне Малой Руси в середине XVI века считали себя такими же русскими, как и москвичи. А вот через 100 лет казацкая верхушка считала себя уже особым сословием и хотела особого статуса. А князья и потомственные дворяне Малой Руси совершенно ополячились и в первой половине XVII века стали ревностными католиками. Характерный пример: Иеремия (Ярёма) Вишневецкий — бич православия и палач Украины.
Итак, все войны и дипломатические усилия Ивана Грозного с началом массовых репрессий внутри страны терпят полное фиаско.
А теперь посмотрим, можно ли объяснить террор Ивана Страшного какими-либо внутриполитическими причинами?
В XVI веке в странах Западной Европы свирепствовал религиозный террор. Католическая церковь и послушные ей светские власти огнем и мечом боролись с реформацией во Франции, Германии, Бельгии, Голландии и т.д. На кострах инквизиции и в ходе религиозных войн погибло на порядок больше людей, чем было убито Иваном Страшным. Но там у католического клира была цель, а на Руси число еретиков исчислялось единицами, и не было даже намека на возможность религиозного раскола.
В какой-то мере можно понять жестокие репрессии Василия Темного после окончания тридцатилетней гражданской войны или, скажем, Людовика XIV после подавления Фронды. Но власть и деда, и отца Ивана никто не оспаривал. Было лишь робкое пассивное сопротивление князей, когда московские владыки отнимали у них земли. Но и тут до серьезного сопротивления дело ни разу не дошло.
Иван IV десятилетиями, как попугай, твердил о крамолах, заговорах и изменах русских князей и бояр. С большим удовольствием повторяли эти байки советские историки. Но ни одного конкретного примера вся большая компания наших обвешенных десятком орденов и медалей профессоров и академиков от советской истории привести не может. Где конкретные доказательства хоть одного заговора, хоть одной крамолы? В самом худшем случае преступления князей и воевод сводились к элементарной глупости
Лучше всех опроверг бредни о заговорах, изменах и крамолах сам Иван Страшный в начале 80-х гг. XVI века. Царь начал каяться, составлять Синодник невинно убиенных и т.д. Тут-то хоть в каких-то случаях царю бы оправдаться, мол, тот-то был настоящий шпион, заговорщик и т.д. Но, увы, «страшный» Иван прекрасно понимал лживость своих былых наветов и не хотел перед кончиной усугублять свои грехи очередной ложью.
Есть и еще один довод в пользу репрессий со стороны царских и советских историков. Мол, царь Иван проводил политику централизации, уничтожал последние очаги феодальной раздробленности на Руси и т.д. Как писал историк С.М. Каштанов, «...субъективной целью правительства (в опричнину. — А.Ш.) было уничтожение последних уделов и искоренение удельно-княжеского сепаратизма... Строго говоря, опричнина была обращена своим острием против последних уделов, их она и уничтожила» [204] .
204
Каштанов С.М. К изучению опричнины Ивана Грозного/История СССР. 1963. №2. С. 116-117.
Еще более известный советский историк А.А. Зимин вторит Каштанову: «...основной смысл опричных преобразований сводился к завершающему удару, который был нанесен последним оплотам удельной раздробленности» [205] . И в подтверждение тезиса об антиудельной направленности политики Ивана IV Зимин приводит пример ликвидации в годы опричнины Старицкого удела. «Прослеживая эту в целом твердую линию политики Ивана IV, нужно, конечно, учесть, что правительство ее придерживалось не всегда последовательно» [206] .
205
Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М.: Мысль, 1964. С.447.
206
Там же. С. 478.
Но этим примером Зимин и ограничивается, а далее пишет: «Опричная гроза миновала крупнейшие княжеско-боярские фамилии Мстиславских, Воротынских, Бельских, Шуйских, Глинских, Одоевских, Романовых-Юрьевых» [207] .
На самом деле ликвидация Старицкого удела связана с личной ненавистью Ивана IV к своему двоюродному брату Андрею Старицкому. Иван вначале лишил брата княжества, чтобы затем убить его уже без шума и риска усобицы.
Репрессии Ивана коснулись десятков представителей княжеских родов, но массовые убийства велись бессистемно и никоим образом не преследовали цели ликвидации удельного землевладения. Мало того, Иван IV для своей родни создавал новые уделы.
207
Там же. С. 370.
Так, после свадьбы с Анной Колтовской весной 1572 г. царь дополнил свое завещание новым распоряжением. Царице Анне он назначил «на прожиток» в удел крупный город Ростов со многими селами и вотчинами, а возможному сыну от Анны царь назначил Углицкий удел с городами Угличем, Малым Ярославцем, Вереей и Кашиным, возможной дочери — город Зубцов. Большие удельные княжества получили и сыновья Грозного Юрий и Дмитрий.
Известно много случаев, когда царь, накладывая опалы на князей и бояр, сохранял их уделы. Например, князья Бельские владели Луховским удельным княжеством, в состав которого входили укрепленный городок Лух и три обширных волости на Средней Волге. Князь И.Д. Бельский в 1562 г. был подвержен опале и арестован, но удельное княжество отнято у него не было. Луховское княжество пережило самые страшные годы опричнины. В мае 1571 г., во время набега татар на Москву, князь Бельский и вся его семья погибли, и как выморочное имущество его удел перешел в казну.