Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана
Шрифт:
Среди иностранных представителей в Москве были люди доброй воли, через которых связь России с внешним миром все же налаживалась, вселяя надежды на лучшее будущее. Своей терпеливой работой они помогали распутывать бесконечный клубок недоразумений и трудностей, лежавший на пути установления добрососедских отношений России с другими странами. Можно было надеяться, что они продолжат свою работу, исходя из убежденности в величии русского народа и ценности для всего мира русских талантов. Однако в глубине души они все хорошо знали: пока не сломают китайскую стену в умах и настроениях советских людей, воздвигнутую на деловом поприще, пока не проложат новые дороги для установления тесных контактов и расширения поля зрения между Кремлем и внешним миром, у них нет никакой гарантии, что их усилия принесут успех и что неправильное использование огромных созидательных возможностей России не приведет к трагедии, а то и к угрозе для всей западной
Россия тех лет даже в большей степени, чем раньше, представляла собой загадку для западного мира. Простые американцы считали, что это происходит из-за незнания о России "всей правды". Но они заблуждались. Дело заключалось не в недостатке знаний, а в том, что мы не в состоянии правильно понять и оценить то, что видели в России.
В первую очередь мы не понимали роли противоречий в русской жизни. Англосаксонцы стремились устранить любые противоречия, примирить противоположные мнения и элементы, добиться усредненного выхода из положения в качестве основы для жизни. Русский же человек привык действовать экстремально и не имел никакого желания примирять противоречия, с которыми смирился. Вот - суть России. Запад и Восток, Тихий океан и Атлантика, Арктика и тропики, чрезвычайный холод и нестерпимая жара, исключительная медлительность и внезапный взрыв энергии, необычная жестокость и столь же необычная доброта и любезность, показное богатство и унылая бедность и нищета, страстная ксенофобия и острое желание установления контактов с внешним миром, огромная власть и раболепство, одновременная любовь и ненависть к одному и тому же объекту - вот только некоторые противоречия, характерные для русского народа. Россиянин не старался от них избавиться, так как привык жить с ними. Для него они - своеобразная примесь и что-то вроде приправы к жизни. Он даже воспринимал их философски, зная, что в состоянии с ними справиться и по возможности извлечь пользу. Вполне возможно, что он предполагал подвергнуть их в отдаленном будущем синтезу, в результате чего могло получиться нечто ужасное, еще не виденное миром. Но в данное время он продолжал жить с ними, испытывая привкус риска и авантюры при осознанности наличия определенного опыта, подобно тем чувствам, которые обуревают молодых людей на первых порах влюбленности.
Американское мышление не могло понять Россию до тех пор, пока не подготовилось философски воспринять наличие там указанных противоречий. Оно должно допустить, что если это утверждение справедливо, то и противоположное ему мнение тоже не является ложным. Более того, оно должно рассматривать обе эти концепции как легитимные, а жизнь в России на данный момент - не как выражение совокупности интегрированных элементов, а как непрочное и постоянно изменяющееся равновесие многочисленных конфликтующих между собой сил.
Хотел бы обратить внимание читателя на такую особенность российской действительности, может быть, даже более существенную, - на проблему насилия. Вопрос заключается в отсутствии там объективного критерия правильности или неправильности и даже критерия реальности или нереальности.
Что же подразумевается под этим? Правильное и неправильное, реальное и нереальное определяются в России не Богом и не внутренним характером вещей, а просто-напросто самими людьми.
Читая эти отроки, не следует улыбаться, так как факт, упомянутый мной, очень серьезен. Это - ворота к пониманию загадочности России. Большевизм внес многие странные и будоражащие, на наш взгляд, понятия в человеческую натуру. Доказано, что важные для советских людей вещи - не те, которые существовали, а те, которые должны, по их убеждению, быть. Неограниченный контроль партийно-государственного аппарата над мышлением людей, который обеспечивал не только возможность подпитки их собственной пропагандой, но и недопущение влияния других источников, заставлял этих людей верить во все, что угодно. И не важно, являлась ли эта "идея" истинной, по нашим оценкам. Для людей, которые в нее верили, она становилась истинной, приобретая силу и обоснованность этой истины. Люди в порыве энтузиазма могли сражаться и даже умирать за нее, если верили в ее ценность и необходимость. И наоборот, они могли возненавидеть ее, выступать против и бороться с ней всеми средствами, если воспринимали ее как нечто предосудительное. Более того, она становилась истинной (и это очень важно для понимания сути вопроса) не только для тех, кому адресовалась, но и для тех, кто ее придумал. Сила самовнушения играла в советской жизни огромную роль.
Бравому американцу, попавшему в Россию, не следовало полагать, что он стоит выше этого странного русского феномена. Будучи даже человеком с высоко развитым интеллектом, он невольно вовлекался в поток жизни и воспринимал реальности совершенно в ином свете, нежели находясь на отдалении. Уже скоро это обстоятельство казалось ему реальной силой, представлявшей собой угрозу или же благоприятную перспективу. И он был прав, не зная тем не менее, как ему поступить, будучи одновременно инструментом и мастером.
Трезво рассуждая, считаю, что среди американцев, будь то в правительстве или в народе, нашлось мало таких, кто смог правильно понять эту философскую эволюцию, а вместе с тем и Россию. Для этого требовалась определенная доля интеллектуальной способности и готовности к аналитической оценке наших институтов да и самих себя. В ближайшее обозримое время американцы, как коллективно, так и индивидуально, будут удивляться путанице противоречий и неразберихе, царившим в России, так ничего и не поняв.
Русские феномены будут вызывать у американцев неприятие или же, наоборот, пленять их до тех пор, пока они не примут ту или иную сторону или же их охватит ужас.
Настоятельная заинтересованность, необходимость и здравый смысл позволяли нам благодаря Господу Богу поддерживать и далее установленное к настоящему времени мирное сосуществование с Россией, хотя и ненадежное и сложное. Тем не менее нам необходимо хотя бы попытаться разобраться в том, что сюда входило. Установленные в связи с этим причины и следствия помогали нам предпринимать определенные шаги и выстраивать наши отношения с Россией. В обществе велось много разговоров о необходимости "понять Россию", но человеку, который решился бы взять на себя такую задачу, пришлось бы нелегко. Ведь представления и понятия, имеющие ценность и обоснованность в России, вызывали недоумение и даже неприязнь в Америке. Такой исследователь вряд ли испытал самоудовлетворение, даже в случае, если он мог дать какие-то практические рекомендации в этом плане. В лучшем случае его труд заслужит признательность общественности или некоторых официальных лиц. Скорее же всего, он испытал бы чувство человека, покорившего вершину труднодоступной горы, на которой побывало очень немного людей и взобраться на которую осмелились лишь единицы.
Приложение 2.
Международное положение России к концу войны с Германией (май 1945 года)
Мир подобно весне наконец-то пришел в Россию, и иностранный резидент, утомленный от войны и русской зимы и вконец обессилевший, желал только одного: пусть начинавшийся политический сезон не будет похож на русское лето - с его резкими перепадами температуры и скоротечностью, с суровым климатом и почти постоянным ознобом.
Из двух явлений - приближения мира и приближения весны - последняя чувствовалась в Москве, пожалуй, более ощутимо. Прекращение военных действий ведь принесло мало изменений в жизнь людей, привыкших к военному положению и условиям войны почти без всяких перерывов в течение 31 года. Пока крупные войсковые формирования союзников оставались в Европе, Сталин и не думал о демобилизации своих легионов. Но если даже союзные войска и будут выведены, необходимость консолидации политики и власти во вновь завоеванных районах требовала наличия там больших вооруженных сил, а следовательно, и продолжения вкладывания значительных национальных средств в военную сферу. Таким образом, мобилизация всех сил и средств и в ближайшем будущем останется неизбежной для полицейского государства. Поэтому в течение неопределенного периода времени следовало ожидать, что главенствующую роль в жизни русского народа будет играть производство вооружений. И в этом аспекте жизни России, продолжавшемся вот уже три десятилетия, вряд ли можно ожидать каких-либо изменений.
Однако вне зависимости от указанных обстоятельств прекращение боевых действий должно все же внести большие изменения в условия жизни России. По этой же причине формальное установление мира на Западе создаст благоприятные условия для укрепления позиции России в мире, которую она приобрела в ходе войны, но от которой ей в будущем придется, как я считаю, отказаться в силу ее невразумительности и сомнительности.
Следовало иметь в виду, что наибольшее изменение, внесенное в позицию России в мире этой войной, произошло не столько в результате эволюции в самой России, сколько из-за дезинтеграции сил в соседних с ней странах.
Собственный потенциал России претерпел по сравнению с 1940 годом мало изменений. Потери в людях и имуществе сбалансированы за счет привлечения новых рабочих рук - немецких военнопленных и гражданского населения оккупированных районов, палочной дисциплины в самой России, усиленной эксплуатации женского труда и создания новых промышленных районов.
Вместе с тем произошло резкое ослабление противостоявших России сил вдоль ее сухопутных границ. Когда война закончится и на Дальнем Востоке, России впервые в ее истории не будет угрожать ни одно крупное государство на Евразийском континенте. Более того, она сможет установить свой контроль над районами, в которых ранее не имела никакого влияния. Эти новые районы (хотя их государственные границы останутся неизменными) только в европейском секторе будут располагать не менее 100 миллионами душ населения.