Дипломная работа
Шрифт:
– Не вовсе уж, – возразил я, – да и приток свежей крови есть.
– А! – отмахнулся помор, – Несущественно! В общем и в целом есть возражения по сказанному?
– Хм, а и нет, – пожав плечами, записываю в тетрадочку, – Ещё идеи есть?
– Так… вертится што-то, – неуверенно сказал Санька, а Адамусь с Ильей только покачали головами.
– Ну, хватит пока… – закрываю тетрадь, – Так што, господа хорошие, начинаем операцию "Вброс говна на вентилятор!"
Глава третья
Нежно зашелестела гроздь крохотных колокольчиков
– И раз-два-три… – вполголоса напевала девушка, почти девочка, кружась в вальсе с невидимым партнёром, мечтательно полуприкрыв большие миндалевидные глаза. Подол её лёгкого платья вился вокруг точёных ножек бежевой вьюгой, и…
– Рахиль? – Песса Израилевна, несколько встрёпанная, выглянула из укрытой кустами беседки, поправляя корсаж лёгкого муслинового платья.
– Ой… – танец прервался, и обворожительная танцовщица, споткнувшись и едва не упав, как по волшебству превратилась в милую, но не слишком-то красивую и очень застенчивую девочку.
– А я тут… – сказала она, и покраснела так отчаянно, как могут краснеть только девочки-подростки в период пубертата.
– Да я тоже… мы, – поправилась женщина, очень выразительно покосившись вглубь тенистой беседки.
– Ой! – взвизгнула она кокетливо и интересно задышала, поглядывая назад с видом глубоко заинтересованным и романтичным, – Семэн Васильевич вон приехал, в гости зашёл. Ты иди, иди…
Рахиль покраснела ещё сильней, на што Песса Израилевна закатила глаза…
… как только убедилась, што девочка развернулась в нужном направлении, и уже не смотрит, куда ей не очень надо! И не то што ей сильно жалко на поглядеть своего интересного мушщину, но девочка ж стесняется! Она, Песса, и сама за целомудрие до свадьбы в разумных пределах, но не настолько же, штоб так краснеть за прозу жизни?!
Покачав сокрушённо головой, Песса Израилевна выбросила из неё до времени всё, всех, и их застенчивые проблемы, вернувшись к более интересной прозе, которая у неё – сплошная поэзия! Семэн Васильевич не был в Дурбане почти месяц, и потому у ней намечается если не вся "Илиада", то явно и не четверостишие!
– Доча, – поздно вечером женщина поскреблась тихонечко в дверь спальни, выжидая ответа. У девочки уже возраст, и если слишком да, то может выйти пикантный интерес нездорового характера!
– Ма-ам? Заходи!
Выждав ещё чуть, Песса зашла, и сев на банкетку у кровати, завздыхала, стараясь не слишком шарить глазами по дочиной спальне. Получалось так себе, потому што есть привычка через одесское общежитие, когда за соседями глаз да глаз просто превентивно! И если ты нет, то они, сволочи, точно да, и кому тогда нужен доктор?!
– Я таки понимаю за проблемы? – выгнула Эсфирь тонкую бровь, взявшая за привычку разговаривать с мамеле на одесском, потому как Родина и ностальгия, – Ты мине только скажи – они пришли за нас или постучались до постороннего человека, на которого немножечко тьфу?
– Фира, доча… – Песса Израилевна прижала руки к полной груди, – ты бы поговорила с Рахилью?!
– А… вы играли таки в Дафниса и Хлою [3] с Семэном Васильевичем?! – иронично поинтересовалась девочка, облокотившись на подушки, – Я не против за ваши игры на свежем воздухе, но можно выбирать не только место, но и время!
3
Буколический античный роман любовно-эротического жанра с пастухом и пастушкой.
Вопреки небрежным словам, ушки девочки полыхнули ало, выдавая смущение.
– Да это… – женщина небрежно отмахнулась, не желая даже думать за разные глупости. Если кто хочет стесняться не за сибе, а за почти посторонних людей, то кто она такая, штобы мешать думать глупости? Может, им так жить интересней, через стеснение и пикантность на каждый шорох в кустах!
– А тогда в чём дело? – удивилась Фира, высунув маленькую ступню из-под подола длинной ночнушки тончайшего льна, – Если ты хотишь сказать за её стеснительность и щепетильность, то я уже говорила много раз, и всё мимо! Вбила себе в голову за срочное получение профессии и съезжание на вольные хлеба к чужим людям, и шо ты хотишь думать? Она упёрлась!
– Золото, а не ребёнок, – закивала Песса Израилевна важно, – да не смотри ты так! Я таки не думаю, шо она нас объест, обопьёт и обоспит! Как по мине, так это немножечко глупо, но кто я такая? Всево лишь хозяйка дома, в котором её приютили и готовы ютить ещё, потому как теперь есть на што есть!
– Мам! – возмутилась девочка честной искренности с налётом одесского цинизма.
– Не мамкай! Имею право на мнение, и вообще… это так глупо, што даже мило, но зато… – женщина назидательно подняла палец, – Ты и мы можем быть уверены, шо она тибе настоящая хорошая подруга, а не просто так за большие деньги и по привычке! Сейчас тибе это кажется смешно через хиханьки, но лет через двадцать ты мине поймёшь и вспомнишь со спасибом за мудрость и большую правоту!
– Так в чём дело-то? – поторопила Эсфирь мамеле, зная за её способность вести долгие и вкусные беседы, особенно если ей не надо просыпаться рано утром для гимназии или иных дел!
– Мине кажется, – Песса Израилевна заговорщицки перешла на шёпот, но тише почему-то не получилось, – шо наша Рахиль влюбилась! Да-да, доча! Я знаю за Рахиль с пелёнок и даже немножечко раньше, так што моё понимание здесь можит быть первее её, и даже сильно первее!
– Ой… – Фира восторженно прижала ладошки к загоревшимся щекам, – как здорово! Рахиль моя лучшая…
– Доча! – перебила её мать, закатив глаза и выразительно сделав руками, – Пока мы не увидим в кого она да, мы не можем говорить за нашу радость, ты мине понимаешь? Одно дело – правильный еврейский юноша любого происхождения. Немножечко совсем другое – какой-нибудь поц со странными планами и чужими идеями, даже если он и аидиш голубых кровей! Теперь ты мине да?
– Ой… – отозвалась Фира, – Рахиль, она же…
– Да! – поставила точку мать, – И я таки хочу ей немножечко женского счастья с обладателем интересного состояния.