Директива Джэнсона
Шрифт:
Наконец послышался шум двигателя военного вертолета, стены шатра задрожали в воздушных завихрениях, поднятых лопастями. Руководители учебного центра, переглянувшись, посмотрели на своего кагамского гостя.
Это прилетел тот, кого они ждали. Человек, которого они называли Аль-Мусташаром, Советником.
Полковник Ибрагим Магхур был видным политическим деятелем, и его связи с повстанцами, обучавшимися в подобных лагерях, держались в строгой тайне. В конце концов, он являлся одним из высших руководителей ливийской разведки, а Триполи официально открестился от прямых связей с террористами. В то же время многие влиятельные деятели режима по-прежнему сочувствовали своим
Сойдя с вертолета, полковник Магхур попал в миниатюрную искусственную пылевую бурю. Он поклонился вождям исламского джихада, вышедшим ему навстречу.
Встретившись взглядом с Ахмадом Табари, он еще раз поклонился и протянул руку.
Его проницательные глаза наполнились уважением.
– Для меня большая честь познакомиться с вами, – сказал он.
– Пророк улыбнулся, сведя нас вместе, – ответил Табари.
– Ваши военные успехи поразительны, просто блестящи – достойны упоминания в учебниках, – продолжал полковник. – А я увлекаюсь историей.
– И я увлекаюсь историей, – сказал предводитель кагамских повстанцев. Его смуглое лицо в сумерках вечерней пустыни казалось черным как сажа. – В своих исследованиях я пришел к выводу, что быстро завоеванные территории могут быть быстро отвоеваны назад. А что узнали вы?
– Я понял, что историю творят великие люди. А то, что мне известно о вас, указывает, что вы как раз такой человек – недаром вас прозвали Халифом.
– Пророк щедро раздает свои дары, – заметил кагамец, не склонный к проявлению излишней скромности.
– Однако у великих людей великие враги, – сказал сотрудник ливийской разведки. – Вы должны быть осторожны. Вы должны быть очень острожны. Вы угрожаете тем, кто не остановится ни перед чем, чтобы вас уничтожить.
– Излишняя осторожность может искалечить человека, – возразил Табари.
– Вы совершенно правы, – согласился ливиец. – Такие великие люди, как вы, не обращают внимания на подобные мелочи. Сама ваша храбрость является лучшим свидетельством вашего величия, гарантией справедливости вашего дела, которое в конечном счете обязательно увенчается успехом. Вашему халифату быть. Однако все будет зависеть от правильного расчета времени и выбора целей. – Посмотрев на сосредоточенные лица пятерых крупнейших вождей исламского джихада, полковник снова перевел взгляд на предводителя Фронта освобождения Кагамы. – Пойдемте, – сказал он. – Халиф, давайте поработаем вместе. Вдвоем, только вы и я.
– Совет Аль-Мусташара будет бесценным сокровищем, – сказал Ахмаду Табари один из руководителей лагеря. – Ступай с ним.
Порыв прохладного ветра принялся трепать длинные одежды Халифа.
– Смею вас заверить, что ваши нынешние неудачи носят временный характер, – тихо произнес ливийский полковник. – Я много чем смогу вам помочь, как и наши друзья из Исламской республики Мансур. Скоро, очень скоро ваша борьба поплывет
– И в чем же она поплывет? – задумчиво усмехнувшись, спросил островитянин воина пустыни.
– С этим проблем не будет, – совершенно серьезно ответил Ибрагим Магхур. – В крови. В крови неверных.
– В крови неверных, – повторил Халиф.
Эти слова наполнили его сердце надеждой и радостью.
– Черт побери, как ты мог сморозить такую глупость? – возмущенно спросил Джэнсон.
– Перекрестные ссылки цифровых сообщений, – ответил Берман, яростно размешивая варенье в чае. – Исходные коды подделать невозможно.
– Высказывайся яснее.
– Шестнадцать миллионов долларов приходит со счета на имя Петер Новак.
– Как? Откуда?
– Откуда я сказал. Амстердам. Международный банк Нидерландов. Где штаб-квартира Фонд Свободы?
– В Амстердаме.
– Так что удивления нет.
– Ты хочешь сказать, что Петер Новак, находясь в заточении в подземелье на Ануре, дает разрешение на перевод шестнадцати миллионов долларов на мой закрытый счет? Какой в этом смысл?
– Может быть, дал разрешение заранее. Заранее можно. Потом не можно.
– Григорий, пожалуйста, без шуток. Это же безумие!
– Я только говорю тебе исходный счет.
– А мог ли кто-нибудь получить доступ к счету Петера Новака, каким-то образом завладеть средствами фонда?
Русский пожал плечами.
– Исходный счет только говорит мне его хозяин. Может быть разные условия доступа. Это я сказать отсюда не могу. Эта информация не течет от модем к модем. Все необходимый документ находится в банковский учреждение. Банк в Амстердам выполняет распоряжения владельца счет. Префикс счет говорит о связи с Фонд Свободы. Бумаги в банке, бумаги в штаб-квартира.
Слово «бумаги» Берман произнес с отвращением, которое питал ко всем старым инструментам финансовой политики, договорам, условиям и соглашениям, не сводившимся к последовательностям нолей и единиц.
– Это же бессмыслица какая-то!
– Это есть доллары! – весело воскликнул Берман. – Если кто-то переводит шестнадцать миллионов доллар на счет Григорий, Григорий не смотреть в зубы дареный конь. – Он развел руками. – Жалко, но больше я сказать не могу.
Неужели Петера Новака предал кто-то из ближайшего окружения, тот, кому он безоговорочно верил? Если так, то кто? Высокопоставленный сотрудник его организации? Быть может, сама Марта Ланг? Казалось, она говорила о своем шефе с искренней любовью и уважением. Но что это доказывает, кроме того, что она может быть хорошей актрисой? Сейчас не вызывало сомнений только одно: тот, кто предал Новака, занимал высокое положение и пользовался его безграничным доверием. А это значит – речь идет о мастере обмана, виртуозе в требующем терпения искусстве коварства, перевоплощений и умения ждать. Но чего он добивается?
– Ты пойдем со мной, – сказал Берман. – Я показывать тебе мой дом.
Обхватив Джэнсона за плечо, он провел его вверх по лестнице, по величественным коридорам на просторную, светлую кухню. Берман прижал палец к губам.
– Мистер Френч не хотеть нас на кухне. Но русские знают, что сердце дома есть кухня.
Он шагнул мимо сверкающей мойки из нержавеющей стали к огромному окну, выходящему на красивый ухоженный розарий. За садом начинался Риджент-Парк.
– Только посмотри – две тысячи четыреста акров в центре Лондон, совсем как мой личный двор. – Взяв сифон с мойки, Берман поднес его ко рту наподобие микрофона. – Кто-то оставил лепешки под дождем, – густым русским басом пропел он. – Я больше не смогу их есть…