Директория IGRA
Шрифт:
Вспоминали как-то с игрантом на квартальном отчете фирмы давнюю деловую игру Уход Л-го: Мустафа искал тогда новые повороты - впечатать в сценарий анекдот.
– Помните какой?
– спросил Мустафа.
– У меня их было целых три! Помню, как расстроился: рассказываю, а никакого эффекта!
Л-ый получил Нобелевскую: засеял пшеницу на целине, а собрал урожай за океаном. Жду, а реакции нет. "Давай второй!" - кричат.
Был самым болтливым, а ушел, не сказав ни слова. Разучился рассказывать?!
Третий тоже был воспринят без смеха: Л-ый как в невесомости
У игранта, ныне оплачивающего стилистические труды бывшего шефа, задумки: устроить в отцовском доме Мустафы комнату тихих игр, зал психологической реабилитации, закутки-закуточки для интимных... нет доверительных встреч (фирмачей?).
– Может, - приглашают его игрант и тот (представился Костей), с которым спорил (загладить неловкость), - как-нибудь в баньку сходим попариться, а?
– Почему бы не пойти?
– Когда? А хоть сейчас!
– У меня...
– А ничего не требуется!..
– перебил его Костя и тут же кликнул таксиста.
– Сегодня я безлошадный.
Доехали до старого, с железной покосившейся крышей, бревенчатого дома на окраине, когда еще никаких зон не было (но бастионы уже сооружались), Мустафе не дали расплатиться:
– Я вас пригласил!
На пустыре перед домом уже стояли, будто состязаясь или выставленные на продажу Volvo и Pontiac, но Костя (У меня, - скромничает, - видавший виды Москвич), обратил внимание Мустафы на новейший Merсedes-Benz, окрашенный... и не сразу определишь - в какой цвет, нечто серебристо-голубое:
– Машина Рысс'а.
– Как?!
– Сауна согласия!
– шепнул Мустафе.
Рядом затормозил длинный Ford - там уже не моден, здесь еще может поразить воображение основательностью осанки, и вышел со вкусом одетый грузный мужчина, во взгляде нечто птичье, но особого рода: уверенность ястреба и достоинство орла, да это же Жуир!.. без отягчающего ский, который обрезан, как говорят злые языки, завидуя его популярности, щедр потому что, - не сообрази вовремя, мог быть не так понят чуткими на своего, будто чужак.
И никак не гармонировал с внушительным, но приветливо открытым для лицезрения видом старый, с двумя замками, кожаный портфель, - однажды Жуир, подняв его над головой, сказал на митинге под одобрительные хлопки: Портфель министра без портфеля!
– Может, - спросил у Кости, - будет и экс? (как иногда называют д-ра Нового).
Костя сморщился...
Мустафа вспомнил, как покойный суперрукль заявил во всеуслышание о только что засиявшем тогда д-ре Новом (станет бояться выскочку, когда, хвастал, - несклоняемый Самый со мной не управился!):
– Слаба ломовая лошадь, не потащит застрявшую телегу (к тому же дорога - по наклонной в пропасть)!
– Нет, его не будет, зато тема для бани! К тому же он автор банного анекдота о грязном и чистом - кто пойдет в баню?
– Разумеется, грязный.
– Ан-нет! Чистый, ибо привык быть чистым. Задаю тот же вопрос: чистый и грязный. Кто пойдет в баню?
– Только что сказано, чистый.
– Ан-нет! Грязный, ибо чистый и так чист!
– Это же бред!
– А я о чем?! Вежливо уступая друг другу дорогу, вошли
Ничего себе развалюха!.. Ловко приспособили рифмующиеся на язь слова, то бишь Из грязи в князи, - вече не вече, но курултай - точно, хотя и вполне предбанник.
Приглядевшись... одни лидеры, и никого никому не представляют, коль скоро явились со всякого рода окончаниями и без, но не какие-то там из прежних, которые на слуху и однофамильцы, оттого и слитное
ивановпетровсидоров,
а поновей, питомцы Нового, чьи коготки заострились при Ин(ц)ине, после которого пошли дежурства и, хотя очередность соблюдалась, как о том уже было, ЗИС'ом (Закондат + Исполнат + Сдебнат), никто до конца не дотягивал, и досрочность, изматывая и лихорадя публику, плодила экс'ов, не давая им времени на обретение опыта, но заразив жаждой начать сначала, все уже знают, кто виноват и что делать, но никто не знает, кто первый, когда пойдет по новому кругу.
А пока - сменяемые:
Булат, мнящий, что он из стали (зис'овой), со съеденным, или отпало в процессе эволюционного развития ов, - именно он... впрочем, о том скажет сам, когда будут речи в духе идей согласия: дескать, именно я и никто другой впитал с молоком матери неутоленную до сей поры жажду справедливости, чем и умилил в свое время публику.
– Речи?
– удивился Костя.
– Какие в бане речи?! К тому же молча скажешь больше, нежели с трибуны...
– Но речи будут.
– А вот и Ушкуй! Здесь как нельзя кстати его долгие паузы.
(И зал начинает волноваться: потом, привыкнув, что Ушкуй без пауз не может форматировать речь, фольклор назовет сие ораторство сеансом массового зачатия).
Ба! Да это же Гусь!.. Из теннисной (была такая - по ноткам!) Думы, неизменно проигрывал Инину, - тот еще Гусак!.. (не путать с тем, кто в алфавитном списке рядом и чья фамилия спрятана в ломаной омонимической строке: Метод убоя гусей нов, придумал товарищ...
– вот тут и фамилия).
Все связаны на воле применяемым для контактов с незапамятных времен бикфордовым шнуром - узкий тканный рукав, наполненный пороховой мякотью, с примесью бертолетовой соли с сернистой сурьмой, а снаружи покрыт гуттаперчивой оболочкой, и по нему бежит, спеша к заряду, огонек, полыхающий гневом фракционной борьбы, - вдарить динамитом.
Гунна б сюда, не опального и чей образ двоится, в некотором смысле и сам по себе, и - зять.
Еще и МУСТАФУ? Станет он прилюдно оголяться: и сам не пойдет, и Рыцаря отговорит!..
Протянули пиджаки гардеробщику, Костя дал еще какую-то бумагу, то ли деньги, то ли записку, Мустафа не углядел.
Посреди комнаты - массивный стол на толстых ножках: ни в какую дверь он, разумеется, не пролез бы, видимо, сколочен тут же, вокруг - широкие полированные скамейки, а в углу, на столике поменьше, - высоченный отливающий блеском меди самовар, рядом два финских Helkama.