Директория IGRA
Шрифт:
Ждут, когда завершится реплика А.Я., а тот
(- Сауна эта, - шепчет игрант Мустафе, - затея Нового, где и сочинил банный анекдот!),
будто нарочно, тянет [соскучился?]:
– В ответ Новый в каждый свой заморский вояж охаивает покойного... Слезы?!
– Но Бог ему судья!
А.Я. по-разному обыгрывал и Инина и ни разу не обмолвился, будто знать не знает букву ц:
– Не путать, - шутит, - с князем, хотя в чем-то неуловимом похожи: осанкой ли, статью ли волейбольной [волей больной?]. Иллюзия сходства еще из-за того, что у князя при переносе памятника
Снова в парную, и снова за стол.
– Эх, - с чего-то вдруг Рысс, и сожаление в бесхитростных очах, что недостарались каратели (имеется в виду зеркальный релтиг), сжигая в газовых печах, год-другой бы еще, чтоб... и не было б, которые почти в каждом, норовят раствориться, стать как мы.
Еще одно эх, и оно запрятано, связано потому что с дровяным отоплением: сами на свою погибель дрова заготовят - свалят, распилят бревна, а потом под котел, не задев при этом вечной мерзлоты, не то она оттает, искривив фундамент, и свалится дом-крематорий, - не надо б ворошить и не всплыли б халифы и жуиры (но собственно Жуир - наш, и он согласен как будто с Рысс'ом, пока они здесь, а выйдут - и свяжутся тем особым шнуром, конец которого горит, шипя, словно бенгальский огонь).
– Позвольте мне ответить (никто как-будто ни о чем его не спрашивал), - Рысс обвел всех глазами: - Что я могу знать? На что надеяться?.. Да-с, онтологический акт, не могу иначе, - Мустафу как током ударило: почти из его тезисов!..
– И личностное усилие!
Тут Мустафа не выдержал:
– Это вы о ком?
– Уж кому-кому, а не вам спрашивать!
Узнал его!
– У кого, - поддакнул Рысс'у игрант, - мы учились (но чтоб слышал лишь Мустафа).
– Да, личностное усилие как экстаз! Состоялся здесь и теперь, чтобы состояться там и потом. Сциен...
– барьер, через который не прыгнуть. Сциен...
– снова умолк, глаза карусельными кругами.
– Не могу!
– А вы, - подсказал Мустафа, - разбег возьмите!
Тут же выпалил: - Сциентистская... А что это такое, - хохочет, признаться, забыл!
Мустафа, чтоб туманностью выручить Рысс'а, вызволив из неловкости, речь толкнул, нагромождая заумности, это он любил, про выращивание инновационных ситуаций, и что вовсе не собирается интимизировать идеи, здесь прозвучавшие, а тем более давать им экспертную оценку, диагностировать:
– Одно дело вчера, когда известно, что будет завтра (то же, что и сегодня), другое - сегодня: открылись такие бездны!..
– От собственных слов отшатнулся, но натура игролога взяла верх - стал на краю пропасти: - Дай выход воображению, и разверзнется трещина, образуя бездонный провал, через который, пока еще ноги держат, можно перепрыгнуть, и не в два прыжка, а там - твердь, готовая к излому.
– После такого, - это Костя, - в сауну!..
И снова...
Жуир, отбросив митинговую крикливость, избрал интимную манеру в расчете на равенство оголенных тел, размышлял
Сцепился Мустафа то ли с Костей, то ли с кем еще, не помнит (это был Гусь), что-то про Alter ego, и слова плясали перед глазами:
– Я мыслю, кто-то думает о моих мыслях.
– Не я ли? (Костя?)
– Нет, это все во мне. Еще кто-то о том, что...
– А это определенно я, Булат, - да, спорил с ним!
– коль скоро мы втроем.
– Да нет же, это все во мне!
– Ты что же, поглотил всех нас?
– спросил Гусь.
– Дайте досказать! Да, еще кто-то о том, кто как думает о мыслях кого-то!..
По-третьему разу, после сауны + душевой + бассейна, - окончательно, и ни разу не повторяясь, таков уговор, на посошок:
– Закордонную!
– Задунайскую!
– Это Жуир!
– Стремянную! (Рысс некогда в кавалерии служил)
– Отходную!
– Разгонную! (приказ был Булата разогнать оппозицию)
– Заставную!
– Рогожскую!
– ай да игрант: историк!
– Ямскую!
– Это тоже Рысс. И добавил, пояснив: Лошадей перезапрягали!..
Когда оделись - снова другие, незнакомые, и решимость - зарядились на новую борьбу.
Машины спешили покинуть это место, - никаких согласий!..
Только сейчас Мустафа заприметил каменное здание, примыкавшее к старому деревянному дому-развалюхе, из его трубы слабой струйкой выходил и, подхваченный ветерком, срезался серый дым.
– Вот и всё!
– задумчиво произнес Костя. Потом игрант - недаром из учеников Мустафы, мысль поймал (или читает?):
– Как крематорий.
– Да, - согласился Мустафа.
– Неважно, что жгут: дымит одинаково.
– Побаловались, и хватит!
– Обнялись, расцеловались.
– Терпеть не могу, - сморщился Мустафа (целуясь), - когда мужчины, как бабы, целуются.
Голова тяжелая, но Мустафа чувствовал себя легко, и весь - желание. Но кого? Может, восстановить с Норой, обогащенный опытом с Никой? Нет, новое б, но где она, новая?
Не помнит, как добрался до отцовского дома и завалился спать, не раздеваясь, лишь на миг вспыхнул перед глазами эпиграф:
Уж не в тягость ли... а что - не помнит, что-то бедовое.
Во сне заготовлял дрова, Рысс командовал, - с Костей напару пилили, тому хоть бы что, молод, а Мустафе трудно, и очень ему хочется посмотреть, что там, в том доме, где топят.
Потом, засев - сон под утро - за компьютер, воевал с ним: заберет в карман миф, дабы воспроизвести в другом окне, а выдается мафия в сочетании со знаком заказного убийства - бледные точки, как следы пуль, грифель карандаша ломается, но четко видна крупная на лбу родинка, и пуля контрольная в голову, тут только вспомнил, что бедовая - голова у бедняги (?).
6.
Пребывал еще во полусне, а тут - Ника: вошла как к себе домой, у нее запасной ключ, чтобы могла придти в любой момент и застать врасплох.