Дирижер в суфлерской будке
Шрифт:
Глава 1
Мое глубочайшее почтение. Наверное, нам придется пробыть вместе некоторое время. И раз уж так сложились обстоятельства, есть смысл представиться. Звать меня Нил, и я бумагомарака. Или как еще? Пачкун, писака, щелкопер-хроник. Что ни отыщете в словаре синонимов, все будет в точку.
Ух, прямо гора с плеч: проявил искренность, облегчил душу. Теперь, как принято в анонимных клубах по маниям и фобиям, дружно поднимаем попы со стульев и аплодируем!
Что-то тихо. Тогда сейчас. Тоже нет? Ничего, подождем.
Так вот, редкое имечко досталось
Что же касается неутешительного диагноза – тут непрозорливую родню при всем желании не обвинишь. Это я уже сам расстарался. Без зазрения совести гублю собственную жизнь своими же руками. Привык, знаете ли, связывать буквы в слова. И с переменным успехом занимаюсь подобным крючкотворством, сколько себя помню.
Сказать по правде, писанина моя, как ни пытался взять Олимп на приступ, до бумаги не добралась. Осталась набором неприкаянных единичек и нулей на жестких дисках. Что и неудивительно: сейчас каждый третий – писатель. А каждая третья – вообще поэт-песенник. Где уж тут растолкать плечами бодрую, несущуюся вприпрыжку к свету литературную братию! Сотрутся плечи-то по самые ключицы.
Итак, в свою защиту прошу отметить – да, пописывал. Но греха на душу не взял! Ни одно дерево от неконтролируемых потуг словоблудия не пострадало. Этим фактом, между прочим, и утешался неоднократно, отыскивая в провале положительные моменты. Умудренные опытом ведь все так делают? Самовнушение, что бы ни говорили, великая вещь. Как там?.. Я не чихну, не чихну… я-а-а… а-а-апчхи-и-и-и!!! Это не я, это не я…
И, учитывая вышеизложенное, приговор при желании можно значительно смягчить. Бумагомарака – чересчур громко сказано. Пусть будет по-клавишам-стучака. Слегка вычурно, но в общих чертах подойдет.
Если интересно, страсть к изящной словесности я откопал в себе, работая помощником следователя. Протоколами, выходившими из-под моей легкой руки, зачитывался весь отдел. Зачитывался и покатывался. Начальство, сдержанно крякая в кулачок и приговаривая: «Ну, Смоляк!..», растаскивало отчеты на цитаты. А потом с печально-постными лицами заставляло переписывать.
Это я потом понял, что, наглотавшись «чернухи» и «бытовухи», рассудок искал способ сбежать от нелицеприятной действительности. Прогрызал, хитрец, по мере возможности отдушину в серости будней. Грыз, грыз и выгрыз. Теперь вот это всё.
Карьеру на поприще государственной службы я по прошествии лет оставил. А вот въевшуюся в мозг привычку графоманить вытравить не вышло.
Ну а что, а почему бы, если разобраться, и нет? Человек, можно сказать, женился на работе, с ней душа в душу провел лучшие годы. В недобросовестности и изменах не замечен. А когда разбежались как в море корабли, она оставила его беспечной обеспеченной «разведенкой». В комплекте с отставкой прилагалась уйма свободного времени. Ну и отчего бы не тратить себя на то, что нравится?
Умаявшееся было влечение мое вспыхнуло с новой силой. И легкому слогу да едкому слову нашлось вдруг применение.
Знаете, где собираются такие, как я? О, у нас теперь свой собственный благоустроенный рай. Свои коммунальные нирвана и чистилище. Бесконечное пространство, где аккуратно, присваивая идентификационные номера, складируют мне подобных. В шаговой доступности, удобно, места всем хватит…
Поджидая добычу, проголодавшаяся росянка наливается густым липким соком. Для доверчивых рыбешек морской дьявол вырастил на лбу фонарик. А ради скучающих раздолбаев умные люди сплели сеть, удерживающую надежней, чем муху паутина.
И не прогадали, собрав обильный урожай человеческих душ.
Все здесь, в опутавших планету невидимых нитях. Экстраверты и затворники. Нимфоманки и скромницы. Революционеры и планктон. Невразумительные типы. Непризнанные гении.
Признанные, к слову, тоже тут, куда ж без них. Этим золотым рыбкам жизненно необходимо поводить плавниками среди нас, простых смертных. Подпитаться, так сказать. Ведь мы же, заурядные, и сделали их теми, кто они есть.
Нет, не так, что ли? А уберите визжащих у ограждения девчонок с еще не просохшими звездными автографами на щечках. Только всех и сразу. И эта самая звезда может потихонечку осваивать профессию дворника.
Наконец сбылось пророческое: теперь мы вместе. И стало более-менее ясно – в каком.
Можно, жонглируя точками зрения, выяснять до хрипоты. Вот только суть не меняется: мы все – улов. Вызнать бы еще, кто потирает руки с другой стороны удилища.
Затрепыхавшись в Сети, я писал отвратительно много. Ну, или даже если не «много», – случаются и более запущенные экземпляры – то уж за «отвратительно» поручусь с уверенностью. Однако, подобно человеку, злоупотребляющему алкоголем, отказывался признавать собственную запойность. И продолжал ласкать острые уголки клавиш ночи напролет. А они отвечали мне взаимностью, распаляя еще и еще.
Говорят, все надо попробовать, чтоб не было потом мучительно больно. Даже секс втроем, раз уж на то пошло. Так вот – это вздор. Ведь вышеупомянутый процесс от количества вовлеченных не меняется. Только хаос да нагрузки в разы!
Сами представьте, собирается, скажем, первобытный человек добыть огонь трением. Палочку навострил. Заготовил, значит, трут, бревнышко подходящее. Трет сидит, пыхтит-старается. А вокруг него все остальное племя, да? Отвлекают, мешают, руками тянутся: «Не так дуешь! Не в ту сторону вертишь! Дай я!» Ну ерунда же получается!
Так что с многопользовательским сексом перемудрили. А касаемо написательства, с удовольствием порекомендую отведать любому.
Его и страстью-то можно назвать с огромным допущением. Скорее сказать, это тяга создавать пусть и выдуманные, но миры. Словно выдуваешь в полный вакуум резиновый шарик. А потом, насколько хватит наглости и прочности стенок, расширяешь его границы. И в конце концов бережно заполняешь действующими лицами.
Ну да, ненастоящими, казалось бы, выдуманными. Но только не для того, кто их смастерил! И не для тех, кто, читая, пропитывает этот мирок своим воображением.