Дирижер в суфлерской будке
Шрифт:
Не то чтоб судьба расчувствовалась, снизошла и подарила несчастному психу предназначавшуюся ему же пулю. Сколько ни рыскал, не нашел ее в стене – это жирный минус. Но и в моей груди ее тоже не было – уже огромный плюс. Зато скол – ты ж моя прелесть! – оказался в том месте, где я его и оставил. И наличие повреждения убедило меня, что с помешательством не все так однозначно.
Однако, придя к этому заключению, я сообразил, что рано радуюсь собственной вменяемости. Поскольку, возможно, в таком случае списать все на сдвиг по фазе было бы даже желательней.
А так мне снова стало жутко до дрожи. Как тогда, с омерзительным разлагающимся трупом в моем непримечательном коридоре. Ведь если устроивший стрельбу – ну или не один он – смог так быстро замести почти все следы, то… То кто же этот стервец, ради всего святого?! Да еще глушитель наводил на нехорошие мысли. Не у каждого бандита такое есть, ох, не у каждого!
До этого момента я и без того не блистал стройностью рассуждений. Теперь же, когда выяснилась вся плачевность моего положения, стало совсем невыносимо. И мысли в голове принялись драться между собой, объединяясь в банды.
Каждый звук вокруг царапал слух, загоняя душу в пятки. Показалось вдруг, что заперт я не в привычных четырех стенах. Нет, это какой-то всесильный шутник запихал меня в гигантских размеров непроницаемый пакет. А стенки вместилища целиком сработаны из тысяч и тысяч неморгающих глаз. Сшили же их между собой тонкими, но прочными ниточками моих же нервов. Ужас, то и дело взрывавший мой мозг, импульсами бежал по этой паутине, питая ее. И все бдительное сооружение постоянно буравило меня пучками внимательных взглядов, ожидая, пока отвернусь. Зачем? Чтоб сразу же пустить в ход недавно являвшийся клубок из голодных пастей?
Даже собственный разум намерился покинуть меня в трудную минуту! А с путаницей извилин набекрень вместо мозга – точно конец.
И как теперь совладать с ним? Дело это виделось таким же безнадежным, как и попытка выдрессировать обитателей пчелиного улья: единственное, чего добьешься – опухнешь от укусов.
Ох, какие конструкции крутились на языке!!! Временами, не совсем отдавая себе отчет, я выплевывал их. Крепкие словечки почему-то уносили боль и прибавляли сил. И от этого становилось немного легче.
Если бы рядом со мной стоял строгий цензор, он сбивал бы их еще на взлете. А меня карал бы нещадно. Но, к счастью, я бессильно корчился в муках один на один с враждебным домом. Поэтому позволено было все.
Так-то в быту я не сквернослов. Наверное, это и помогало. Как в той же виртуальной игре: для хитрецов существуют коды бессмертия, бесконечного боезапаса и прочих привилегий. Должно быть, и в нас, русскоговорящих, заложено нечто подобное. Правда, действует не столь эффективно, как в играх. Но такие тут правила.
Думаете, в войну при наступлении «ура» кричали? Вот уж вряд ли. Там точно для цензуры работа бы нашлась. Зато помогало дожить, добить, добежать, дотерпеть.
А мы сами себе свинью подложили. Швыряемся теперь этим апокалипсическим средством через слово. А то и вообще для связки слов. Вот и истирается вшитая под кожу панацея, теряет действенность. Развивается привыкание, как к болеутоляющим. А хранить надо, будто последний патрон или капсулу с ядом в воротнике.
Вот так, чертыхаясь и вздрагивая по малейшему поводу, я сплетал имеющиеся у меня веревочки в узелочки.
Неказистое, надо сказать, получалось макраме. Видимо, все-таки потерял необходимые навыки после ухода со службы.
Ладно, собрал я тут на скорую руку факты, доказывающие, что Мурмашин палач – далеко не прощелыга-любитель. И то, что мне удалось выйти из передряги живым, уже большая удача. Но ведь если учесть причину этой самой удачи, становилось еще интересней. Не сами же по себе телефоны-телевизоры проснулись в подходящий момент!
Отсюда вывод, даже два: первое – в моем доме этой ночью чудили сразу две компании. А второе – возможности людей, которые мне почему-то помогли, ничем не уступают мощи тех, кто охотился на Мурену.
А дальше становилось еще грустней. Если я случайно помешал таким людям, то вариантов жить долго и счастливо у меня немного. Гораздо вероятней умереть в один день. И этот день – сегодня. Ну, может быть, завтра, если снова очень повезет. Кто знает, вдруг прямо сейчас по затылку прицел бегает? А вспотевший палец ласкает спусковой крючок, ожидая, когда я повернусь и замру.
И поделом! Задумался, понимаешь, ротозей, рассуждает. А его уже мысленно освежевали и пускают слюну, засматриваясь на лучшие куски!
Подумав так, я бросился к окнам и задернул шторы, ругая себя, что не сделал этого раньше. Жаль, они у меня не шторы, одно название, полупрозрачная кисея. Силуэт все равно будет видно. Но уж если палить снаружи, ориентируясь на него, за счет искажения можно и промахнуться. Уже неплохое подспорье.
Задергивая занавесь, я вспоминал лихорадочно – запер ли дверь или оставил на случай, если вынудят стремительно ретироваться. Проверил: нет, все нормально, граница на замке. Так что поживем пока.
Но чтоб пожить, нужен пусть плохонький, но план на первое время. Допустим, можно, как и собирался, вызвать милицию. Но в этом случае неприятностей скорее прибавится. Да и что я им скажу? Тело моей гостьи исчезло. Но даже если объявится вдруг, как давешний шустрый зомби, вряд ли сыграет в мою пользу.
Ведь Машу в округе знаю только я. На камерах в аэропорту, магазине и вообще по городу тоже моя физиономия. Поэтому я автоматически становлюсь главным подозреваемым. Должны арестовать – арестуют. И что-то мне подсказывало, если тип в маске захочет завершить недоделанное, его мой арест не остановит. Машу же вот, фигурально выражаясь, нашли у черта на куличках. Другими словами, позвонить в милицию сейчас значило то же самое, что и собственноручно приковать себя к столбу на центральной площади города: кому буду нужен – приходи, пользуйся!