Дитеркюнхель
Шрифт:
Жаль, никому нельзя рассказать о своих ощущениях, даже Золушке. Тётушка не устаёт напоминать об этом при каждом удобном случае. Она твердит: «Дитер, всё это очень серьёзно, и не заставляй меня накладывать на тебя заклятие молчания, иначе ты никогда не станешь волшебником». И Дитер терпеливо носил всё в себе и не допускал ни единого намёка. Едва появлялось немного свободного времени – и он снова открывал заклинание: твердил очередные слова, запинался, начинал главу с начала. Некоторые фразы почему-то особенно нравились ему и он повторял их с удовольствием снова «… кверибо сантипо сантетос олипери…». Произнося их, он ощущал необычное торжественное волнение, старался запоминать их, какими бы сложными они ни казались.
На вторую неделю изучения Дитер почувствовал, что очень сильно устаёт. Тётушка,
– Видимо, это занятие не для тебя, мой мальчик, – пробормотала она, поправляя подушки. – Может, и к лучшему. Счастья наше ремесло прибавляет не всем, жизнь безопаснее тоже не делает. Лишнее знание – лишние печали, об этом и проповедник любит рассуждать на воскресной службе. Уберу я, пожалуй, эту книгу. Может быть, в будущем…
Тётушка Геральдина открыла стоящий у стены ларь, уложив на дно «Baziss», сделала лёгкое движение рукой, и ларь защёлкнулся на невидимые запоры.
– Пойду разогрею тебе козьего молока, дружок, – легонечко щёлкнула она по носу племянника и вышла из комнаты.
Дитер не спорит, он лежит в постели, уставившись в потолок и разглядывает рисунок из мелких трещинок. Раньше не замечалось, что трещинки те складываются в злобные лица, пристально наблюдающие сверху. Свеча около кровати, то горит ровно, то вдруг вздрагивает и начинает суетиться, заставляя тени метаться по стенам. Тётушка Геральдина долго не несёт молоко, и Дитер проваливается в забытье. Свирепая морда чудовища с потолка во сне оживает и начинает приближаться то с одной стороны, то с другой. Нужно бежать, понимает наш герой, пытается рвануть изо всех сил, через боль, сковавшую тело. Дальше он видит, что мчится по дождливым улицам родного Таудена, свирепое чудовище приближается, становится всё яростнее и больше. Единственный шанс от него избавиться – спрятаться в родном доме, но его нигде нет, а знакомые улицы становятся совсем чужими. Потом вдруг в Таудене оказываются Фисташковый и Бергамотовый дома, можно улизнуть через проход между ними. Это будет спасением, потому что чудовище выросло уже до такой степени, что обязательно застрянет, если попробует туда сунуться. Но едва наш герой попадает в узкое пространство, как стены домов начинают угрожающе сдвигаться, сдавливая грудь Дитера так, что когда он пытается прокричать что-то похожее на «Спасите!», из горла выходит лишь слабый хрип.
Очнулся в поту. Долго лежал с сомкнутыми веками, боясь снова обнаружить злобный взгляд среди паутины тревожных трещинок на потолке, но услышал тихое успокаивающее похрюкивание и осторожно открыл один глаз. Оказывается, он спал долго. Был день. На стуле у кровати сидела Золушка и улыбалась больному. Дитер попытался вскочить, но закружилась голова, и пришлось снова опуститься на подушку. Обнаружился и источник хрюканья, им оказался ёжик, чинно разгуливающий по кровати.
– Лежи, – строго прошептала Золушка. – Я тут договорилась с Господином Ёжиком. Он все эти дни будет охранять твой сон. Но когда ты выздоровеешь, мы обязательно отнесём его в сад – нашему другу нужно успеть подготовить норку к зиме.
Господин Ёжик имел независимый и деловитый вид. Он обследовал все складки одеяла и принялся изучать протянутую руку. Мальчику даже удалось почесать пальцем его тёплое шерстяное брюшко, прежде чем новый питомец свернулся в колючий шар. Козье молоко теперь пришлось делить на двоих. Похоже, что ежу оно нравилось больше чем Дитеру.
Золушка навещала больного каждый день, приносила лесные орехи, сочные яблоки, сама же делила их между Дитером и его колючим приятелем. Приносила она и новости – о разговоре с сорокой в лесу, о неожиданных встречах с одноклассницами, о том, что происходит в Розовом доме. Хильда, например, ещё весной купила страусиный плюмаж чёрного цвета, но ни разу его не надевала. Утром достали перья из шкафа и – выяснилось, что их поела моль. Золушка в шутку предложила из мохнатых остатков сделать большие накладные брови, и теперь мачеха заходится истериками и каждой фразой намекает Витольду, что украшение могла испортить только его дочь. Слёзы с икотой успокоило только заверение хозяина дома, что такие перья, вероятно, найдутся в Линсене. Если нет – Хильда может хоть завтра отправляться во Флоренцию, чтобы купить себе новые брови, пышнее прежних. «Разве я произнёс «брови»? Конечно же перья, дорогая, ну прости, ну я оговорился. Нет-нет, я вовсе не специально».
Через два дня Дитер уже строил из книг домик для ежа, через четыре спускался обедать вниз, и через неделю наконец-то вернулся к учёбе. Господин Ёжик был отправлен в сад, где тут же скрылся в одному ему известном направлении.
***
Праздник всех святых школа традиционно отмечает на площади перед собором. После проповеди специально на это назначенные ученики восхваляют тех святых, которые помогают его родителям в трудную минуту. Отец Сальватор после каждого выступления выдаёт от себя общее назидание, подытоживая неуверенный лепет школяров.
Моросящий дождь портил настроение, но был слишком мелким, чтобы прогнать учащихся в аудитории. Выступающих совсем не было слышно за общим гомоном выстроенной шеренгами детворы. Ряды мальчиков располагались с южной стороны площадки, ряды девочек с северной. Мальчишки строили девочкам рожи и били незаметно друг друга сзади по плечам. Девочки что-то шептали друг другу на ухо и хихикали. Отец Иоанн бегал вдоль рядов, раздавая розги и подзатыльники южным и суровые окрики северным. Взял слово отец Сальватор и пообещал всем, кто невнимательно слушает выступления, геенну огненную и, что совершенно точно, завтрашнее наказание в классе. Именно в это время из северного крыла появился Диди. Диди служил в школе сторожем, но ещё и уборщиком. Был он всегда удивительно неряшлив и чудаковат, издавал аромат чеснока, мускуса и тухлой рыбы. Учащиеся не без оснований считали его придурком и при любой возможности дразнили. Диди тут же бежал за обидчиком, но был слишком тяжёл, поэтому быстро успокаивался и начинал сосредоточенно ковыряться в носу. Злопамятным он не был. Сейчас сторож сердито тянул за руку Золушку. Он подвёл её к отцу Иоанну и что-то объяснил ему, Золушка тоже хмурилась. Отец Иоанн что-то приказал Диди, и тот, освободив руку девочки, со всех ног бросился в здание. К тому моменту, когда отец Сальватор наконец-то проклял всех этого заслуживающих, сторож вернулся с чёрной козлиной шкурой, которая несколько лет пылилась в его коморке.
Тут слово взял отец Иоанн. Мол, пока мы тут дружно молились, одна мерзавка – кивок в сторону Золушки – вздумала танцевать в пустом классе. Ну, сейчас мы её не только танцевать научим, но и Бога любить.
Школяры притихли, дело начинало приобретать интерес, а отец Иоанн объяснил всем, что сейчас на неё наденут козлиную одежду, и танцевать она будет аллеманду с господином Диди. Вдвоём они напялили на сопротивляющуюся Золушку шкуру. Диди снова схватил девушку за руку и за пояс и стал таскать по площади, плотно прижимая к себе. Козьи рога били несчастной по спине, смердело вонючее дыхание сторожа. Отец Иоанн требовал, чтобы все пели популярный мотив, который на три четверти играл городской оркестр. Ученики действительно начали горланить и дружно хохотали. Им было очень смешно, как Диди тискает ошарашенную Золушку у них на глазах – вот уж наказание, так наказание.