Дитя Бунта
Шрифт:
Я вижу Эрика, бережно снимающего с каменной плиты полусонную рыжую девочку, ругающуюся, на чем свет стоит. Тут она дала бы фору своей прабабке, никаких сомнений… Айли и половины таких слов не знала, куда там! Единственным пристойным выражением рыжей девочки по имени Пэнти было упоминание штанов Святого Патрика, остальные приводить здесь неразумно. Отголоски событий прошлого пересеклись и с историей о попытке кражи Dorcha Cloch: Эрик решил устроить рыжей девочке демонстрацию в качестве кошачьей горничной в Лондоне именно тогда, когда пришло время тихо сменить правящую династию в Англии — по тем же причинам, по которым полтора века назад исчезли из финансовых монстров
Не думаю, чтобы Эрик поставил жену в известность относительно того, кому некогда подарил Айли Барнетт с припиской на файле личного дела: «Выбить дурь!», иначе я бы уже стал объектом возмездия в духе миледи Пантисилеи. Например, в виде проколотых шин моей «Валькирии». То, что бывшая уличная девчонка, наделавшая столько шума своей попыткой кражи Dorcha Cloch, — прямой потомок Айли, а вовсе не дальняя родственница из другой ветви клана, выяснилось далеко не сразу, и отнюдь не с моей помощью. Встала необходимость идентифицировать личность воришки, проникшей в Кэслин Эльдендааль под видом кошачьей горничной, и ребята Морни сделали это.
— Ты не сказал мне. — С легким укором констатировал Эрик.
— Я дал ей слово.
Эрик покачал головой:
— Слово лорда бесценно. Я понимаю, Киган… Мы с тобой заняты не тем делом. Пора бросить все и писать сентиментальные сценарии для сериалов. Они будут иметь бешеный успех у женской аудитории.
Самое забавное то, что Двэйн смог подтвердить степень родства Пэнти еще и с террористом Муном.
Я вижу Морни, с вдрызг разбитой физиономией, который утверждал мне когда-то, что ни за что не влюбится, что чувство, называемое любовью — всего лишь временная блажь плоти. И что же?.. Сунулся, очертя голову, в самое пекло за своей блондинкой, даже не дождавшись рассылки сообщений с указаниями Эрика, и едва себя не угробил.
— Эй! — крикнул я, помахав ему рукой. — На кого ты похож, Морни, если не помада на лице, так кровища!
Ответом был свирепый взгляд и характерный жест, означающий: круто, приятель, что пришел на помощь, но бока тебе я еще намну!
Я рад за него. Наверное, Морни, как и Эрик, наконец-то постиг истину: как прекрасно было бы «долго и счастливо и… в один день».
Полтора века назад у нас с Айли не было шанса на «один день». Тогда я еще не утратил бессмертия.
Я не мог предложить ей брак. Она не захотела уходить, предпочтя остаться со мной в статусе наложницы, об одном упоминании о котором ее поначалу так коробило на вилле утеса Данноттар. Формально я был ее хозяином, но, по сути, мы стали никем иным, как мужем и женой… Примерно через год, когда шум в прессе и обществе улегся, я оформил для Айли новые документы, — на имя, которое я никогда не назову вам. Она была свободна, но все же осталась рядом, и многие так и не узнали, что рыжеволосая красавица, живущая в моем особняке под Корком, — та самая Айли Барнетт. А кто-то предпочел забыть, — или сделал вид, что забыл. Эрик никогда не поднимал эту тему, за что я был ему благодарен.
Я отпустил ее навсегда, когда ей было шестьдесят два года, и не потому, что хотел этого, а потому, что она просила. Для меня ее возраст не имел значения, а для нее… Для нее имел значение мой возраст, не приводящий ни к каким изменениям на моем лице и теле. Айли была все так же хороша, но каждая микроскопическая морщинка, которую уже нельзя было разгладить процедурой боди-принта, буквально врезалась в ее душу.
Я помню этот день, день прощания, невыносимый для нас обоих.
— Киган… — осенние глаза лучились теплом, — … дай мне слово лорда, что не будешь навещать меня… при жизни!
Она
— Слово лорда. — С болью в сердце обещал я, ставя точку в истории любви, начавшейся тридцать два года назад.
Прежде всего, я отправил ее в косметологическую клинику — сводить татуировку. Айли сперва уперлась:
— Оустилл! Кто из нас дурак?! Я носила этот орнамент так долго — вместо обручального кольца, а теперь ты хочешь лишить меня этого ценного свидетельства?!
— Не хами хозяину. — Погрозил я пальцем. — Допустим, я дурак, но и у тебя, Dearg, в голове не прибавилось мозгов за эти годы. Тебе нельзя привлекать к себе внимания, если хочешь жить спокойно.
Она послушалась, шмыгая носом в платочек.
Я знал, что она твердо настроена — уйти, не желая окончательно стариться рядом со мной, и около полугода занимался устройством ее будущей жизни. Так что все было готово — и безболезненно для нее.
В качестве хозяйки детской художественной студии в Италии Айли прожила еще двадцать один год — под вымышленным именем, не привлекая внимания, все силы и время отдавая юным талантливым душам, не деля детей на человеческих и эльфийских. Конечно, я не навещал ее, но присматривал издалека — мало ли что. Когда-то я вот так же также обещал не следить за судьбой Ника Барнетта, и слово сдержал полностью. Кто знает, если бы я следил… Обзавелся бы тогда в двадцать четвертом веке Владыка Темных маленькой рыжеволосой девочкой в качестве жены?!
Из тяжелой депрессии с трудом вышел милорд Рикон Ниэллони, когда узнал о смерти Эдме Хаттан. Ее не стало, и Рикон сам себе устроил метод самой эффективной психотерапии под названием «запой»… Сложно сказать, какие отношения складывались у этих двоих, но Ниэллони понял, что зашел слишком далеко, уже после рождения сына. Он отправил Эдме на юг Франции вместе с ребенком. Лорд не мог дать полукровке свое имя, и никогда не общался и не виделся с сыном, но, кажется, оплачивал его обучение в Сорбонне, а раз в год пропадал в какие-то таинственные командировки. Думаю, что встречался с Эдме.
По просьбе Айли я разузнал о судьбе всех тех женщин Бунта, на личных делах которых стояла резолюция Эрика: «Выбить дурь!».
Все они рано или поздно начинали новую жизнь, в других странах, под новыми именами. Одна из двух Темных эльфиек вышла замуж за своего хозяина, став леди. Елена Барнетт отсидела восемь лет из двадцати, выйдя существенно раньше срока, как и все, кто был осужден на тюремное заключение по делу Бунта.
Дэйель Фринн был найден мертвым в пентхаусе пятизвездочного отеля в Амстердаме — после головокружительной премьеры сингла под названием «Летнее Утро», возглавившего все европейские чарты уже через три часа после выхода концертной записи в эфир. Песня была о любви, предательстве и боли, и так резко отличалась по стилю и содержанию от всего, что пел Дэй раньше… Причина смерти рок-идола — передозировка тяжелого синтетического наркотика.
Он не смог забыть ту, которой дал некогда потрясающе красивое прозвище, не смог забыть роковую роль, сыгранную им и его семьей в жизни Барнеттов, и последней песней поставил точку в своей жизни. Произошло это тогда, когда Айли еще жила со мной — ей было едва за сорок. К счастью, я вернулся из очередной спецоперации и был дома. Услышав новость, смакуемую в СМИ, она ничего не сказала, даже не плакала, но провела весь день в одиночестве за мольбертом. Я не знаю, что там было нарисовано: вечером она попросила меня сжечь в камине стопку картонных листов, и я это сделал.