Дитя эпохи
Шрифт:
– Он тут Энгельса цитирует, – заметил я, ознакомившись с письмом Василия Фомича в газету.
– Брумм-брумм-брумм, – еще громче запел шеф.
Я отложил свой эксперимент и занялся опытом Василия Фомича. Прежде всего предстояло достать свечку. Гена посоветовал купить в магазине, а Саша Рыбаков – в церкви. Церковь к нашему институту ближе, чем магазин, поэтому я направился туда.
У церквей странное расписание работы. Иногда они закрыты весь день, а иной раз работают даже ночью. Мне повезло. Церковь функционировала. У входа какая-то старушка торговала
С подковой дело обстояло хуже. Я просто не знал, где в городе можно достать качественную подкову. Позвонил в справочное бюро. Меня там обругали, сказали, чтобы я не хулиганил. Тогда я заказал подкову в механической мастерской. Дядя Федя, наш стеклодув, нарисовал мне по памяти эскиз. Он у нас родом из деревни. Я перечертил по всем правилам в трех проекциях, и в аксонометрии тоже. Все честь честью. Выписал наряд и стал ждать.
Три дня я бегал в мастерскую, интересовался заказом. Наконец подкова была готова.
– У тебя конь-то что, одноногий? – спросил слесарь.
– Остальные у него протезы, – сказал я.
– Кобыла или жеребец?
– Скорее, жеребец.
– Жалко животное, – сказал слесарь.
Я принес подкову на кафедру и принялся готовить опыт. Народу набежало очень много. Шеф, чтобы не волноваться, ушел в библиотеку. Я чувствовал, что он не совсем уверен в результате. Лисоцкий ходил и иронизировал насчет подковки. Однако к схеме приглядывался очень внимательно. Это я отнес на счет его природной любознательности.
Я укрепил подкову на штативе, припаял к ней провода, присоединил амперметр и зажег свечу. Все это напоминало венчание. Со свечой в руке я походил на жениха. На месте невесты стоял Лисоцкий.
– Надо спеть аллилуйю, – предложил Рыбаков.
Я поднес свечку к подкове и начал нагревать. Стрелка прибора дрогнула и подвинулась на одно деление.
– Термоэлектрический ток, – констатировал Лисоцкий.
Ну это я и сам знаю. Никаким Бруммом и не пахло. Я извел три свечки, нагревая подкову в разных местах. Она потеряла прежний блеск, закоптилась и выглядела жалко. Получилась какая-то бывшая в употреблении подкова.
– Ни хрена, – сказал Саша Рыбаков и вернулся к своим приборам.
– И должно быть ни хрена, – раздался сзади голос шефа. Он незаметно подошел и наблюдал за опытом.
– Дайте паяльную лампу, – сказал Лисоцкий.
– Не мешай эксперименту! – сказал шеф.
– Дайте лампу! – закричал Лисоцкий.
Ему дали лампу, и он в течение десяти секунд нагрел подкову добела. Провода от нее отпаялись, а результат был тот же.
– Не та подкова, – заявил Лисоцкий. – Суррогат, а не подкова. Нужно настоящую, с коня. С копыта, так сказать!
– Хватит! – сказал шеф. – Петя, пишите вежливое письмо. Приложите схему опыта. Пообещайте амперметр. Не забудьте написать «с уважением». Это преступление!… Убить неделю на какого-то Брумма! А если этот Фомич заявит завтра, что Земля имеет форму бублика? Мы это тоже будем проверять? Да?!
– Подождите, –
Лисоцкий выпросил подкову и унес к себе в лабораторию. Сказал, что на счастье. В результате так оно и вышло, но гораздо позже.
Я снова написал письмо в Верхние Петушки. Назвал Фомича «коллегой», употребил кучу терминов и дал теоретическое обоснование с формулами. Написал даже уравнение Шредингера, хотя оно было и ни к чему. Это чтобы он подольше разбирался. Я уже чувствовал, что предстоит затяжная борьба.
Это же чувствовал шеф.
– Петя, изучите этого Брумма как следует, – сказал он. – Чтобы быть во всеоружии.
На следующий день я отправился в отдел рукописей и старинных изданий Публичной библиотеки и засел за оригинал. Брумм писал по-латыни. С этим я еще справлялся с грехом пополам. Но у него обоснования теории были немного мистические. Он, например, всерьез заявлял, что электрический ток есть одна из форм существования дьявола. И святой огонь, мол, заставляет дьявола бегать по проводам и производить искры. Каким образом дьявол может заряжать аккумуляторы, Брумм не писал.
В общем, в таком роде.
Я изучил только один трактат из четырнадцати, а Василий Фомич уже успел сделать ответный ход.
Собираюсь
На этот раз Смирный поднял на ноги общественность. Общественность обычно охотно поднимается на ноги. Можно сказать, она только этого и ждет.
Общественность можно поднимать на ноги различными способами. Василий Фомич пошел по пути коллективного письма. Не знаю, где он набрал в Верхних Петушках столько народу. Может быть, в райцентр ездил? Во всяком случае, человек пятьдесят клятвенно подтверждали, что товарищ Смирный пользовался мотоциклом с коляской шесть месяцев, и довольно интенсивно. Причем аккумулятор заряжал один раз от подковы. Все видели. Где он брал подкову, тоже указали. Он брал ее в кузнице.
– Вот видишь. Не в церкви, а в кузнице, – сказал Рыбаков.
– Да я свечу брал в церкви, а не подкову, – сказал я.
– Все равно, – меланхолично заметил Саша.
По-моему, Рыбаков задался целью методично меня довести до состояния шефа. Это у него не выйдет!
Шеф смотрел на меня скорбно, когда я читал письмо. У него зрела мысль. Начал он издалека.
– Петя, вы еще молоды, – сказал он мягко. – Нервы у вас крепкие. Поезжайте в Петушки. А не то Фомич сам прикатит на своем мотоцикле. Тогда я за себя не ручаюсь. А у меня семья.
И я пошел оформлять командировку. Начальство подписало ее не глядя, а в бухгалтерии заволновались.
– Это где такие Петушки-гребешки? – спросил главный бухгалтер. – И зачем это тебе туда ехать? Небось, по грибы собрался?
Я терпеливо объяснил, что в Верхних Гребешках состоится международный симпозиум. То есть, тьфу! Не в Гребешках, а в Петушках. Повестка дня: доильные аппараты на транзисторах, сбор яиц с помощью электромагнита и применение подковы в качестве генератора. Про подкову я не соврал.