Дитя каприза
Шрифт:
Словно почувствовав ее взгляд, он повернул голову и вопросительно посмотрел на нее. Она снова насторожилась, взволнованная нахлынувшими чувствами.
– Я очень устала и, пожалуй, лягу спать пораньше.
Она сделала паузу, почти уверенная, что он попытается убедить ее остаться. В том, как он посмотрел на нее, было нечто такое, что она на мгновение подумала, уж не чувствует ли он то же самое, что и она. Но мгновение прошло, и она была этому рада. Девушка не была уверена, что готова выяснить, правильно ли она поняла его взгляд. Не была уверена и в том, что готова выйти за пределы их партнерства, ведь до сих пор сугубо деловые отношения вполне устраивали ее.
– Вы не возражаете, если я пойду спать? – сказала она, вставая, в надежде, что ей удалось, по крайней мере, внешне остаться все той же независимой особой.
– Конечно, не возражаю, – ответил он со спокойным безразличием. – Не забудьте про сетку от москитов.
– Не забуду. Спокойной ночи.
Прощаясь, он небрежно махнул ей рукой. Но, уходя, она знала, что он смотрит ей вслед.
Оставшись один, Том сидел на веранде, наблюдая как опускается бархатная ночь. Он думал о Гарриет и впервые признался себе, что его сильно влечет к ней.
С самого начала он находил ее привлекательной, возможно, более привлекательной, чем ему хотелось бы, потому что он испытывал что-то вроде ревности всякий раз, когда Гарриет упоминала о своем издателе Нике. Каждому, если он не круглый дурак, ясно, что их связывают не только деловые отношения. И у Тома было неопровержимое доказательство тому. После первого посещения Гарриет в Лондоне он припарковал машину неподалеку от ее дома и решил понаблюдать, догадываясь, что после его ухода она кому-нибудь позвонит и, возможно, кто-то приедет к ней, чтобы обсудить происходящее. Этим человеком оказался Ник (Том установил его личность, уговорив приятеля из лондонской полиции проверить по номерному знаку, кому принадлежит машина – конечно, это в обход правил, но кто об этом узнает?), и когда Том оставил свой пост в серой предрассветной мгле, машина Ника все еще стояла у входа в дом Гарриет.
Однако он не слишком много думал о ней, как о женщине, – не считая естественной реакции здорового мужчины, которому хотелось бы затащить ее в постель, – а если и думал, то лишь мимоходом. Том был полон решимости докопаться до правды в деле Мартина – Варны, а близкое общение с Гарриет давало ему возможность заглянуть в ее мир. Словно ищейка, мчащаяся по следу, он был готов использовать ее в своих целях.
Он не сразу заметил, как что-то изменилось в их отношениях. Когда это случилось? Том не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. Знал лишь, что глядя на нее сегодня вечером, он почувствовал, словно ему нанесли удар ниже пояса. Это сравнение вызвало у него улыбку. Но что поделаешь, именно так он себя почувствовал – а для него это было Непривычно.
С тех самых пор, как он вышел из юношеского возраста с присущими ему сомнениями и нерешительностью, Том сознавал свою привлекательность для противоположного пола. В большинстве случаев женщины сами вешались ему на шею, и Том, отнюдь не испытывая тщеславия, привык относиться к своим легким победам как к чему-то само собой разумеющемуся. Но все это были лишь мимолетные увлечения. Он не мог припомнить, чтобы какая-нибудь женщина затронула его так, как Гарриет. Может быть, причиной была ее внешность – этакий шик с налетом небрежности? Или дело в ее несомненной самоуверенности от сознания принадлежности к привилегированному кругу? Возможно, отчасти так оно и есть. Но причина заключалась не только в этом. Она стремилась преуспеть в жизни, хотя было бы куда как проще опереться на унаследованное богатство. Но под внешней самоуверенностью чувствовалась ее уязвимость. А под холодностью таилась теплота, сдержанность прикрывала страстность. Воспользовался ли всем этим Ник? При мысли об этом у Тома внутри все сжалось, и он решительно поднялся со стула.
Размышления такого рода не способствовали успешному расследованию дела. Но до того как он сможет продолжить поиски Грега Мартина, у него оставался, по крайней мере, еще один свободный день. Еще один день наедине с Гарриет! Уголок его рта приподнялся в улыбке. Том О'Нил намеревался извлечь из него максимальную пользу.
Местность вокруг Катарины – одна из самых красивых в Северной, а возможно, и во всей Австралии. Река Катарина, причудливо извиваясь, прокладывает себе путь через каменистые холмы и образует тринадцать живописных ущелий, глубина которых иногда достигает двухсот футов.
В сухой сезон по спокойной, медленно текущей реке курсируют прогулочные катера, и туристы могут увидеть живописные крутые стены ущелья, но сейчас, когда река была полноводной и быстрой, а немногочисленные туристы появлялись крайне редко, Гарриет и Том были вынуждены удовольствоваться поездками в Национальный парк и пешеходной экскурсией по берегу. Но они не были разочарованы. Тропическая зелень буйствовала, получая годовой рацион влаги: она пышно разрослась по берегам древних каньонов и обрывов, а поверхность безмятежно спокойных заводей, где вода настолько прозрачна, что можно без труда рассмотреть все оттенки цветных камешков на дне, украшали водяные лилии размерами с тарелку.
Здесь, в этом тихом заповедном месте, селилось множество птиц: шалашники с шумом взмывали из своих зеленых хижин, устроенных в нижнем ярусе леса, а крошечные пташки носились под нависающим пологом ветвей, словно большие яркие бабочки. И, конечно, повсюду были попугаи: белые, с желтым хохолком какаду, шумные попугайчики-розеллы и лорикиты, щебечущие стайки серых и розовых какаду. Гарриет то и дело щелкала затвором. Она совсем не задумывалась, удастся ли что-нибудь использовать в «Фокус Нау», – туристы любят фотографировать, и задолго до нее снимки этих мест появились, возможно в лучшем исполнении, в Национальном географическом журнале, но она все равно снимала – для собственного удовольствия.
В отеле их снабдили пакетами с завтраком, и они решили перекусить на берегу озерца, образуемого небольшим водопадом. В пакетах оказались бутерброды из свежеиспеченного хлеба с сыром и ветчиной, крупные сочные помидоры и бананы. Горячие лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, создавали пятнистый ковер из света и тени. Они завтракали, сидя на плаще Тома, расстеленном на земле.
– Я могла бы остаться здесь навсегда, – тихо промолвила Гарриет. – Здесь так спокойно!
– Это вы сейчас говорите. Вы быстро заскучали бы без повседневной суеты. Покой хорош в небольших дозах, но для людей, вроде нас с вами, мне кажется, он утомителен.
– Думаю, вы правы. Но сейчас я не могу им насытиться. Я, пожалуй, останусь здесь и не вернусь.
– А что об этом сказал бы Ник? – Он вовсе не собирался этого говорить, вопрос вырвался помимо его воли.
– Я могла бы делать для него снимки здесь, как и в любом другом месте, – сказала она, сделав вид, что не поняла скрытый смысл вопроса.
– Я говорю не о фотографиях.
Она мгновенно все поняла, и по ее коже пробежали мурашки.
– У Ника нет никакого права что-либо сказать, – заявила она. – Я не принадлежу ему.