Дитя порока
Шрифт:
— А... — я попыталась заговорить, но не могла. Мне было так больно. Настолько, что все тело начало дрожать.
— Айви! — Он схватил меня за плечи, когда я начала задыхаться, но я не знала, чем задыхаюсь: виной, гневом, болью – или что все это сжигало меня изнутри. — АЙВИ! — Он сжал мое лицо, теперь стоя на коленях рядом. — Дыши! Это не твоя вина.
Хотя она была моей! Мне не следовало давить! Стоило держать рот на замке. Я знала, отец что-то тогда скрывал. Но просто не хотела, чтобы меня и дальше звали безумной!
— Давай,
Вдох и выдох, сморгнув слезы с глаз, я попыталась оттолкнуть его, но он снова обнял меня. И больше не отпускал.
— Вдыхай. — И я вдохнула. — Выдыхай! — И я выдохнула.
И так мы сидели, только богу известно сколько, пока я не смогла, наконец, снова говорить.
— Уайатт прав. Этому нет конца...
— УАЙАТТ ОШИБАЕТСЯ! — заорал он мне в лицо. — Проблема не в нас! Проблема никогда не была в нас! Проблема в тех, кто хочет стать нами! Смерть твоей матери — не твоя вина. Смерть твоего отца — не твоя вина. А Кигана! Вот где начало, все началось с него. Но конец последует от нас. Направь свою ярость в другое русло. Не позволяй своей потребности мести выгореть. Мы приехали сюда убить их всех, помнишь?
Я кивнула, все еще плача, но кивая, хватаясь за его запястья, пока Итан сжимал мое лицо.
— Ты был моим первым другом, знаешь? Вот почему, я хотела, чтобы все узнали.
— А ты была первой и единственной девочкой, которую я когда-либо любил, первой и единственной девочкой, которая разбила мне сердце, — прошептал он в ответ, прижимаясь своим лбом к моему.
— Я думала, ты не хочешь никого любить.
— Я сказал, что не хочу быть одержимым, а не любить.
— И все же, после всех этих лет, я по-прежнему первая и единственная девочка, которую ты когда-либо любил. Разве это не одержимость?
Он нахмурился, и на этот раз, когда попытался отстраниться, я схватилась за него сильнее.
— Я не был до семнадцати лет ни с кем. Затем ты начала встречаться с Пирсом Донахью. Когда я выяснил это, то был так зол, так ревновал... что переспал с шестью из семи девушек из команды черлидинга за одну неделю каникул.
Мои руки разомкнулись, а рот приоткрылся, пока я пребывала в шоке, а он смотрел на меня в ответ. Улыбка на его лице так сильно меня бесила, что я ударила Итана ногой по голени.
— Вот засранец!
— Ахх! — Он отскочил от меня и, схватившись за голень, заорал: — Что? Если ты не собиралась меня ждать, какого хрена, я бы ждал тебя?
— Я не думала, что ты существуешь! Считала, ты был плодом моего воображения. Я была ребенком! Ты знал, что я здесь?
Он закатил глаза.
— Ты должна была стоять на своем и помнить меня!
— О, ты же...
— Ты забыла меня дважды! — бросил он в ответ, на что я замерла.
Дважды?
— Что?
— Ты самая безумная женщина, что встречалась мне за всю жизнь, а ты знакома с женщинами моей семьи,
— Когда мы еще встречались?
Он взглянул на меня, при этом используя нож, чтобы открыть вино, и налил его в кружку с совой. Я протянула руку, чтобы забрать чашку, но вместо того, чтобы дать ее мне, он отпил вина.
— Теперь ты такая мелочная.
— Сам такой.
Итан... о мой бог, он надулся. Налил вина в кружку с котом и передал мне.
— Не могу поверить, что ты до сих пор не вспомнила. Когда я познакомился с тобой в подвале, то думал, ты все выяснишь, но нет.
— ЧТО?
Теперь он просто пудрил мне мозги.
— Ты приезжала в Чикаго за несколько недель до того, как я приехал в Бостон! Мы работали волонтерами в одном приюте, ты появилась, не в состоянии выбрать между...
— Шоколадным и лимонным тортом, — вспомнила я, захлопав в ладоши, а затем указав на него. — Это был ты!
Он усмехнулся.
— Я назвал тебя капризной.
— А я сказала, что, возможно, ты не достаточно требовательный.
— И прозвала меня коротышкой.
— Я специально забыла об этом, — усмехнулась я, наконец, беря кружку с вином. — Хотя ты вырос, так что не думаю, что это имеет значение.
— Это было важно. — Он искоса взглянул на меня. — Меня никогда в жизни так не злила ни одна девочка. И когда ты спросила у меня: «И что?», после того, как назвал тебя жирной, я так злился. Мой отец... он хохотал. Все смеялись, потому что до этого я не проигрывал споров.
— Ай, бедняжка Итан, — подразнила я, и он закатил глаза. — Если тебе станет от этого лучше, я никогда не чувствовала себя так, будто выиграла спор. В большинстве случаев, даже когда использовала кулаки, я оказывалась наказана неким образом, в различных формах.
— Не стало, — признался он честно.
Какое-то время мы сидели в тишине, просто сжимая кружки в руках.
Казалось, он так далеко, хотя был в паре футов от меня, так что я снова поставила чашку и подошла к нему. Его глаза устремились к моим. Протянув руку, я взяла его кружку и поставила ее тоже, затем просто обняла его. Ничего более. Просто объятия. Он обнял меня в ответ, уперев подбородок в мою макушку, а я прижалась щекой к его груди.
— Ты делаешь меня мягким, — прошептал он.
Я улыбнулась, обнимая крепче.
— Только по отношению ко мне.
Он не ответил, так что я продолжила:
— Теперь больше никогда ты не посмеешь говорить, что не романтик.
— Так мне говорили.
— Ну, дык, они не я.
Он усмехнулся, и я почувствовала, как дрожит его грудь.
— Ты же позволишь этому дойти до твоего сознания?
— Конечно.
Он волновался. Он помнил. Он вернулся за мной. Он любил меня. Меня не бросили. На этот раз я последую за ним, неважно, куда он пойдет.