Дитя порока

МакЭвой Дж. Дж.

— Ой, точно, — кивнул Джованни, глядя на меня. — Еще бы помогло, не будь они столь хороши во всем. Твой муж не рассказывал тебе, что он – мой лучший ученик?

— Кхххм!

Мы оба повернулись, и только тогда я осознала, сколько народу набилось в парикмахерскую. Несколько мужчин и даже мальчиков сидели, ожидая на скамьях у обшитой деревом стены. Они все глазели на Итана. Однако тот, что притворился, будто громко кашляет, оказался мужчиной моего роста, с каштановыми волосами, падающими ему на лицо и кажущимися более густыми

и гладкими на макушке. Он оторвал взгляд от работы над бакенбардами мужчины в кресле и взглянул на нас.

— А я-то думал, что я являюсь твоим лучшим учеником, пап, — произнес он.

— Он имеет в виду, лучший ученик, которого он не учил, Марко, — ответил Итан, протирая свои бритвы. — Верно, Джованни?

Джованни застонал.

— Я забыл, что ты был умником. Может, я не тренировал твои руки, но ты научился, наблюдая за мной, так ведь? Хммм... а то говоришь так, будто просто в одно утро проснулся парикмахером.

Это вызвало у Итана и Марко смех.

— Хорошо, что у тебя была страховка, Итан, а теперь помоги и нам разбогатеть, — засмеялся Марко, кивая на очередь ожидающих людей.

— Насколько разбогатеть? — Итан повернул свое кресло.

— На много, — ответили хором Джованни и Марко.

— Жадные ублюдки, — пробормотал Итан, хотя могу сказать, наслаждался этим.

— Так оно и будет, — произнес Джованни, возвращаясь к своему креслу и, видимо, очень, очень терпеливому клиенту. — Габби, вынеси табурет для миссис Каллахан! И поздоровайся со своим крестным! — крикнул он, и девочка не старше восьми или девяти лет высунула кудрявую светловолосую голову из-за задней двери салона. Ее карие глаза уставились на меня, а затем она повернулась к Итану. Огромная усмешка озарила ее лицо, когда она полностью вынырнула из-за двери и обняла его.

— Дядя Итан!

— Она все еще любит обнимашки, — сказал Итан Марко.

Марко нахмурился.

— Кажется, только с тобой. Никакой верности.

— Я не видела дядю Итана вечность! — Она обняла его сильнее, и Итан поднял руки, глядя на нее.

— Так вот почему твой список подарков на Рождество с каждым годом становится все длиннее? — спросил он у нее.

Она улыбнулась ему во все зубы, в нижнем ряду, к слову, одного не хватало.

— Ага!

— То есть, раз ты меня видела и заобнимала до смерти, в этом году тебе ничего не нужно?

Ее руки упали по бокам, улыбка увяла, и все мужчины в парикмахерской засмеялись, тогда как девочка казалась убитой горем.

— Дядя, ты жадный, — она надула губы.

— Мне говорили. — Он взял ее за руку и повернул так, чтобы она взглянула на меня. — К счастью, моя жена добрее. Теперь отправляй ей свои списки, и она все организует.

— ПРАВДА? — Она отмахнулась от рук Итана и подошла ко мне. — Подождите, тетя, я принесу вам кресло. — Она бросилась в подсобку.

— Ты прав. Полное отсутствие верности. — Итан покачал головой,

глядя в ту сторону, где исчезла за дверями девочка.

— Вот, тетенька. — Габби толкала черный пуф просто мимо Итана, как раз когда он подозвал мальчика лет двенадцати. Тот снял бейсболку и сел в кресло.

— Спасибо, Габби, — ответила я, присаживаясь.

— Пожалуйста...

— О, нет, нет. — Марко указал на нее. — Никаких подарков или списков желаний, пока в твоих тетрадях стоят отметки «С», а не «А».

Габби достала лист бумаги, подняла его и продемонстрировала, как легко можно выдать «С» за «А», всего парой движений ручки и ластика.

Я так сильно смеялась, что в боку закололо.

— Ты только что поправила свои отметки прямо у меня на глазах? — спросил у нее Марко.

— Нет. — Она спрятала лист за спину. — Ты же не сказал, что мне нужно исправить «С» на «А», чтобы загадать желания.

— Она права, — ответил Итан, закрепляя белую ленточку вокруг шеи мальчика.

Марко вздохнул.

— Иди уже.

— Поговорим позже, — одними губами сказала мне Габби, и я ей кивнула.

— Иди!

— Иду! — застонала она, делая представления из своего ухода.

— Так вы все семья, — ответила я, когда она ушла. В этом был смысл. Я сомневалась, что Итану может быть так комфортно с людьми, не будь они его семьей.

— Очень дальние родственники по моей матери, — ответил Итан, не глядя на меня и сосредоточившись на мальчике.

— Очень дальние или нет, — произнес Марко, обращаясь ко мне, — мы все еще единственные родственники, которых признавала Кровавая Мелоди.

— Кровавая Мелоди?

Это прозвучало, как название плохого фильма ужасов.

Итан усмехнулся.

— Прозвище моей матери. По-видимому, ирландцы дали его ей после замужества с моимотцом. И оно подходит к тому, кем была моя мать, ну... той, кто не медлит с использованием кулаков.

— Ха! — насмехался Джованни. — Или пистолета. Сколько раз она стреляла в твоего отца? Дважды, верно?

— Твоя мать стреляла в твоего отца? — У меня отвисла челюсть, когда взглянула на Итана.

Он же скривился.

— Я надеялся никто ей об этом не расскажет. У нее и так характер не сахар, к тому же моя мать оставила Айви пистолет.

— Эй! — нахмурилась я, поворачиваясь к ребятам. — Она, кажется, была еще тем исчадием ада.

— Так и есть. Да покоится она с миром, — серьезно произнес Джованни, как и все остальные в салоне, за исключением детей, слишком юных, чтобы быть с ней знакомыми. И тут я вспомнила оставленное ею мне письмо, где говорилось «Теперь ты главная женщина в этой семье. Веди себя достойно и заставь всех отзываться о тебе так, как они отзывались обо мне».

Я поняла, почему Итан спрашивал у меня, могу ли я это сделать. Чем больше узнавала о его матери, тем лучше понимала ее вес в семье.