Дитя во времени
Шрифт:
Стивен поворошил фонарем сверток с одеждой. Если там была записка, ее взяла Тельма. Стивен постоял, оттягивая минуту, когда ему придется взвалить тело Чарльза себе на плечи. Он опять вынул из кармана веревку, но никак не мог решить, к чему ее приспособить. Наконец он опустился на колени возле ног своего друга, взял его руками за талию и потянул на себя. Поднимаясь, он наклонил Чарльза и подхватил его за бедра, чтобы перебросить тело через плечо.
Выпрямившись и неуклюже пытаясь нащупать ногами тропу, Стивен услышал у себя за спиной, там, где голова Чарльза постукивала его по пояснице, долгий вздох разочарования, легкий шепот, вырвавшийся со звуком «о». Стивен вскрикнул тонким голосом и отскочил с прогалины, бросив тело в снег. Теперь ему предстояло тащить его обратно к дереву, опирать на ствол и снова повторять самую трудную часть, которая заключалась в необходимости приблизить свое лицо к мертвому лицу друга. Когда он, сгибаясь под тяжестью,
Если Стивен поворачивался слишком резко, его шатало. А в остальном тяжесть была невелика, потому что вес ровно распределялся у него на плече. Занятия теннисом помогли Стивену набрать форму. Он пошел по тропе, вспомнив, когда закончился относительно светлый участок прогалины, что фонарь остался у него в кармане. Но луна стояла почти точно над его головой, тени вокруг съежились. Поначалу главное неудобство Стивену причинял не вес, а холод, исходивший от тела Чарльза и пронизывающий до костей его плечи и спину. Мертвый груз жадно впитывал его тепло, словно вскоре им предстояло поменяться местами и труп, согретый к жизни, должен был отнести холодное тело Стивена в коттедж.
Стивен дрожал, покрываясь потом. Впереди за деревьями он уже мог различить более светлое пятно первой прогалины. Тельма стояла там, где он ее оставил. Приближаясь к ней, Стивен решил, что сбросит тело Чарльза к ее ногам. Тельма подержит его в нужном положении, когда Стивен, отдохнув, снова взвалит Чарльза на плечи. Но не успел он приблизиться, как она повернулась спиной и пошла обратно по тропинке, которой они пришли сюда. Она ни разу не оглянулась, торопливо шагая вперед. Стивену ничего не оставалось, как следовать за ней.
К тому времени, когда они добрались до участка, заросшего подлеском, и стали взбираться по склону лощины, вес мертвого тела причинял Стивену жестокую боль, особенно в ногах, в шее и в руках, державших ноги Чарльза под коленями. Тельма остановилась только однажды, чтобы достать фонарь из кармана Стивена. До сих пор они не сказали друг другу ни единого слова.
Когда боль стала еще сильнее, Стивен решил, что не опустит Чарльза до тех пор, пока не дойдет до коттеджа. Он должен искупить свою вину перед мертвым другом, к которому был недостаточно внимателен при жизни. Он бросил своего друга прежде, но не бросит его сейчас. Подобные героические мысли помогали Стивену терпеть боль. Но когда наконец Тельма провела его через сад при коттедже в кухонную пристройку и показала, что хочет, чтобы тело Чарльза лежало здесь, Стивен уже не владел своими мышцами, которые задубели и утратили подвижность. Он стоял, качаясь, в тесном, ярко освещенном помещении, не в силах сбросить свою ношу.
– Тяни!– крикнул он. – Ради бога, сними его с меня!
Подчиняясь не столько требованиям гигиены, сколько необходимости восстановить границу между живыми и мертвыми, Стивен немедленно отправился на кухню и вымыл руки в раковине. Теперь на кухне было тепло и уютно. Прямо из кухни Стивен прошел в гостиную. Много лет назад стену, разделявшую два помещения, снесли, и получилась длинная галерея. Мебели в гостиной было мало, в холодном воздухе витал нежилой дух. Тельма была уже здесь. По-прежнему в пальто, она стояла, прислонившись к подоконнику. Стивен хотел взять стул, но обнаружил, что не может сидеть. Хотя руки у него не дрожали, все тело тонко вибрировало. Где-то в его голове или в комнате, за пределами человеческой слышимости, раздавались причитания. Стивен, так и не сев, прошел вдоль полированного буфета к дальней стене гостиной и повернулся. Ему хотелось пробежаться. У него мелькнула мысль, что сегодня на корте он был бы непобедим. Тельма пересекла комнату, открыла окно с противоположной стороны и вернулась назад. Стивен вновь прошелся вдоль буфета, громко стуча подошвами. Тельма стояла возле холодного камина. Стивен вскинул голову, когда ему показалось, что она что-то сказала, но это было шуршание кожи о кожу – Тельма потерла руки. Он принес из кухни виски и стаканы. Ему с трудом удалось наполнить их, не расплескав.
Питье на вкус показалось Стивену соленым.
– Они что, туда соль добавляют? – спросил он. Тельма недоуменно посмотрела на него, и он не стал переспрашивать. Тем не менее через какое-то время она кивнула. Держа стакан обеими руками, она прошлась по комнате, повторяя движения Стивена. Затем Тельма повернулась к нему спиной и выпила.
– Тебе следует знать, – сказала она наконец, все еще не оборачиваясь, – в этом нет ничего неожиданного. Он несколько раз пытался сделать это в Лондоне. Я думала, переезд сюда даст ему передышку. А это была только отсрочка.
– Мне казалось, я знал его достаточно хорошо, – сказал Стивен. – Выходит, я ошибался.
– Так всегда бывает. Трудолюбие, энергия, целеустремленность – эти его черты были выставлены напоказ, а все остальное, все приступы безумия доставались мне. Переездом сюда мы хотели восстановить равновесие.
Она
– За исключением того, – сказал он, – что здесь единственным сторонним зрителем был я.
Тельма посмотрела на него взглядом, в котором не было укоризны.
– Верно, Чарльз расстроился в тот день, когда ты уехал, даже не предупредив, а он ждал тебя в лесу. Он не надеялся, что ты его одобришь, хотя это было бы здорово. Все, чего он хотел, это чтобы ты не был против.
Стивен никак не мог отдышаться, руки его отяжелели. Он оглянулся и сел на стул.
– Думаю, я был против, – печально сказал он. Тельма опустилась на ручку кресла.
– Не пойми меня неправильно. В конце концов, это ничего бы не изменило. Твое отношение к этому здесь ни при чем. Я вовсе не это имела в виду. Просто тогда мне нужно было рассказать тебе больше, подготовить тебя к тому, что происходит. Но Чарльз не хотел. Он не желал, чтобы мы обсуждали его таким образом, не желал быть предметом изучения.
Затем она добавила:
— И тогда мне казалось, что он прав.
Часы в дальнем конце гостиной пробили одиннадцать раз. Они смогли возобновить разговор лишь после того, как в воздухе затихло дрожание последнего удара. Тельма, кажется, обрела силы, чтобы успокоиться.
– Он вынужден был разрываться, – произнесла она обыденным тоном. – Он хотел быть знаменитым, ему нравилось, когда вокруг говорили, что однажды он станет премьер-министром, и одновременно он хотел быть маленьким мальчиком, которому не надо ни о чем заботиться, не нужно переживать и нет никакого дела до внешнего мира. Это был не просто необычный каприз. Это была всепоглощающая меч га, которая определяла собой его внутреннюю жизнь. Он думал о ней, он желал ее, как многие люди желают интимной близости. В сущности, в ней и так было много сексуального. Он надевал короткие штанишки и позволял шлепать себя проституткам, которые переодевались гувернантками. Может, ты знаешь, потому что он собирался тебе кое-что рассказать, и в частности об этом. Это совершенно обычная подростковая фантазия, распространенная среди школьников. Но имелись и более глубокие эмоциональные основания, которые ему самому трудно было понять и о которых нелегко было говорить. Ему не хватало чувства детской безмятежности, беспомощности, зависимости и вместе с тем свободы, которая из этого чувства проистекает: свободы от денег, решений, планов, обязательств. Он часто говорил, что хотел бы убежать от времени, от назначенных встреч, расписаний, сроков. Детство представлялось ему полосой жизни, где нет времени, он говорил о нем словно о мистическом состоянии. Он тосковал по детству, без конца говорил мне об этом, впадал в депрессию, а тем временем продолжал заниматься бизнесом, приобретать известность, создавать для себя сотни новых обязательств во взрослом мире и убегать от своих мыслей. Твоя книга «Лимонад» произвела на него огромное впечатление. Он говорил, что в ней одна часть его существа обращается к другой. Он говорил, она помогла ему осознать, что у него есть обязанности перед собственными желаниями, что ему необходимо что-то сделать, прежде чем время окончательно отберет у него такую возможность. Твоя книга послужила ему напоминанием о том, что он смертен. Он должен был либо быстро что-то сделать, либо потом всю жизнь сожалеть об упущенном.
Тельма высморкалась. Она продолжала говорить отстраненно, словно решая аналитическую задачу:
– Но он так ничего и не предпринял. Трудно в один день отказаться от привычного честолюбия. Тогда он попытался покончить с собой, хотя в первый раз еще не всерьез. Он сменил работу и добился еще больших успехов, ты знаешь. Между тем годы летели, как он и боялся. Внутреннее напряжение росло. Он ушел в политику, получил пост в правительстве. И снова принялся перечитывать твою книгу. Это было, когда начали создавать Комиссию по охране детства. По просьбе премьер-министра, что на языке того мира означает – по приказу, он начал писать секретное руководство по детскому воспитанию, вот то самое, вокруг которого теперь подняли такой шум. Чарльз с премьер-министром работали над этим руководством вместе. Премьер-министра влекло к нему – я имею в виду сексуальное влечение. Чарльз делал вид, будто ничего не замечает, испытывал отвращение, но невольно подыгрывал. Он хотел продвинуться, он был не властен над своими желаниями. Он написал нужный текст под высочайшим надзором и перечитал твою книгу. И все опять началось с новой силой, и тогда он решил изменить свою жизнь. Он в отчаянии, заявил он. Он упустил свое время. Ему придется уехать, он умолял меня, чтобы я устроила ему это, чтобы позволила быть маленьким мальчиком. И в конце концов я согласилась. Я подумала: пусть получит, что хочет, не то его разорвет на части. Конечно, меня это тоже устраивало, и это тоже было частью его плана, который ни за что не осуществился бы, если бы я осталась недовольна. Я хотела уехать из Лондона, я устала от преподавания, мне нужно было писать книгу, и я любила этот дом и эти места вокруг.