Дитя Всех святых. Цикламор
Шрифт:
Она просила Анна не сердиться на нее за то, что приняла решение не спросившись, но во время войны нелегко общаться на расстоянии. Пока ответ мужа добрался бы до нее, было бы уже слишком поздно.
Нет, Анн не сердился! Он плясал от радости вместе с Мышонком на равнине Сен-Дени, чокался с ним всю ночь за обоих Франсуа де Вивре, настоящего и будущего. Дивная Диана, которая не только дарит ему ребенка, но и умеет с такой уверенностью ориентироваться в жизни! Конечно же, именно в Вивре ей надлежало ехать, именно там должен появиться на свет их наследник – и если бы не осада Парижа, Анн бы все бросил, чтобы помчаться к ней…
Адам и Лилит больше не были господами де Сомбреном, но даже не подозревали об этом. Впрочем, знай они эту новость, она бы ничего не изменила. Для них уже ничто не имело значения. Их вселенная ограничивалась Парижем, куда не доходил ни один товар, не проникала ни одна новость. Именно здесь у них было назначено свидание с судьбой, и это им было хорошо известно.
В том замкнутом мире, каким стал Париж, они жили в еще большем отчуждении, чем все остальные. Подобно англичанам и их последним приспешникам – епископу Кошону, некоторым буржуа и фанатичным профессорам Университета, – Адам и Лилит день за днем ощущали возрастающую враждебность населения. Париж был отрезан от мира, а они были отрезаны от парижан. Они находились как бы в двойной осаде.
Население столицы окончательно перешло на противоположную сторону. Профранцузская партия беспрестанно усиливалась за время осады, породившей столь катастрофическую ситуацию. Все города вдоль Сены от Арфлера до Танкарвиля находились в руках французов, и на реке, обычно шумной и оживленной, не было видно ни одного судна. Оптовые торговцы в порту, грузчики, бурлаки-«баржеглоты» напрасно смотрели вдаль, скрестив руки и мрачно насупившись.
Цена зерна выросла за месяц вчетверо. Не стало больше ни торговли, ни работы. Лавочки и ремесленные мастерские опустели. Крики, знаменитые крики парижских разносчиков смолкли, потому что нечего было продавать. Зазывные вопли сменились глухим шушуканьем. На всех перекрестках, в домах, в харчевнях, где осталось только кислое вино да прогорклое масло, люди о чем-то сговаривались. Только страх, который еще внушал английский гарнизон, сдерживал восстание.
Следует сказать, что этот гарнизон был прекрасно организован. Полторы тысячи человек под командованием лорда Уиллоуби и парижского прево Симона Морье, как раз того самого, который одержал верх в «селедочной битве», грозил населению железным кулаком.
Каждый день по городу рыскали патрули, ища спрятанные съестные припасы и пресекая заговоры. Как в том, так и в другом случае, наказание было одинаковым и неизбежным: утопление в Сене. В любое время можно было увидеть, как к реке двигаются цепочки людей со связанными за спиной руками. Они держались достойно. Принимали свою участь не дрогнув, а когда их сталкивали в воду, кричали:
– Смерть англичанам!
Во время этих операций, занимавших его дни, Адам отличался особой жестокостью. Осыпая ведомых на казнь бранью, он бил их рукоятью булавы, а порой и остриями. Таким способом он надеялся запугать остальных. К несчастью, Адам был слишком умен, чтобы не понимать: он только распаляет ненависть. Последнее обстоятельство приводило его в бешенство, и он ожесточался все больше и больше.
10 апреля мерное течение событий резко ускорилось. Утром к стенам Сен-Дени во главе нескольких тысяч человек подошел маршал Вилье де Лиль-Адан. Восемнадцать лет назад Вилье де Лиль-Адан, назначенный англичанами маршалом, взял Париж и с тех пор верно служил им.
В Сен-Дени была объявлена боевая тревога, но маршал выехал вперед один и преклонил колено перед коннетаблем де Ришмоном. В обмен на прощение он был готов перейти к нему на службу со всеми своими войсками и знанием Парижа. Он знал об укреплениях города все, потому что сам неоднократно защищал его, в частности против Девственницы.
Ришмон охотно согласился, подтвердил маршальское звание Вилье де Лиль-Адана, и предложил тому командовать французской армией вместе с ним и Бастардом. Теперь ее численность возросла до десяти тысяч человек.
Со своих наблюдательных постов на соборе Парижской Богоматери и Бастилии англичане видели это соединение войск и поняли всю его серьезность. Они отважились на отчаянный шаг. Ночью восемьсот человек из гарнизона под командованием лорда Бомонта неожиданно напали на Сен-Дени и попытались захватить в плен французских военачальников. Но часовые держались начеку, и англичане были почти все перебиты, а лорд Бомонт взят в плен.
В этих условиях положение осажденных становилось почти безнадежным, так что Ришмон ничуть не был удивлен, узнав, что с ним желает встретиться парижская делегация.
Встреча состоялась 12 апреля в Обер-Вилье, на полпути между Сен-Дени и Парижем. Делегацию, включавшую в себя только французов, возглавлял финансист Мишель Лалье, верно служивший англичанам на протяжении четырнадцати лет. Он без промедления приступил к сути дела:
– Господин коннетабль, у меня к вам послание от англичан. Они просят почетной сдачи. Но не верьте этому: они просто пытаются выиграть время.
Ришмон не смог скрыть удивления.
– Тогда чего же вы хотите?
– Я с вами говорю от имени горожан. Мы готовы открыть вам ворота, если вы пообещаете нам прощение.
Коннетабль велел принести королевские письма об амнистии с поручительством герцога Бургундского. Лалье и его люди внимательно изучили представленные им документы и удовлетворенно закивали.
– Ступайте на левый берег. Его охраняют наши. Подойдите к воротам Сен-Мишель. Вам откроют.
Ришмон недоверчиво посмотрел на Мишеля Лалье.
– Зачем нам это делать, коль скоро город все равно обречен?
Голос банкира выдал подлинное волнение:
– Потому что народ Парижа готов восстать. И удержать надвигающийся мятеж невозможно, потому что такова уж природа парижан. Если вы не вмешаетесь, случится резня. Я прошу вас, господин коннетабль, поторопитесь!
Поздним утром, незадолго до полудня, французская армия получила приказ оставить Сен-Дени и двинуться к Парижу. Она преодолела водосток Мениль-Мотан, приблизилась к воротам Сен-Дени и свернула вправо, на запад.
У Анна сердце выскакивало из груди. Именно этим путем он двигался семь лет назад под началом Жанны. Неужели они будут сражаться в том же самом месте?
Вскоре войско достигло Свиного холма напротив ворот Сент-Оноре. Анн повернул голову влево и, не дрогнув, посмотрел на то место, где испустил дух смертельно раненный Изидор Ланфан. Что ж, если придется идти на приступ именно тут, Анн де Вивре готов.