Дитя заката

Эндрюс Вирджиния

– Лаура закончила школу, а я с головой отдался работе. Я старался скрыть свое эмоциональное состояние от Александры, но она была очень проницательна и пыталась вызвать меня на откровенный разговор. Я знал, она терзает себя, думая, что расстроила мою личную жизнь, и поэтому старается оттолкнуть меня. Она требовала, чтобы отец отправил ее в специальный госпиталь, но тот, естественно, даже и слышать об этом не хотел. Немного спустя я услышал, что Лаура стала встречаться с Рэндольфом Катлером. Это было странно, но такова жизнь. Но тогда мне это казалось концом света.

– И у вас не было других увлечений? – быстро спросила я.

– Ничего серьезного. Может быть, я был

закодирован от любви, – он горько усмехнулся. – Это был самый тяжелый период в моей жизни. У отца случился инсульт, он неделю пролежал в госпитале и умер. После этого все заботы по управлению банком свалились на меня. Остались только Александра и я, но ее состояние ухудшалось. Я мотался из кабинета к ней, когда только мог, но время, отпущенное жизнью на эти визиты, все сокращалось, и я ничего не мог поделать, хотя и знал, что Александре оставалось жить совсем немного. Она никогда не жаловалась, и от этого становилось еще тяжелее. И однажды ночью она умерла во сне. На ее губах запечатлелась улыбка облегчения.

Веки мистера Бронсона задергались, он смущенно улыбнулся и отвернулся, чтобы я не видела его слез.

У меня самой защемило в груди, мое представление об этом, казалось бы, твердом человеке изменилось в лучшую сторону.

– Потом, конечно, Лаура и Рэндольф поженились, и у них родился Филип. Поэтому я старался через банк инвестировать отель и получал возможность сидеть за одним столом с госпожой Катлер, Рэндольфом и Лаурой.

– Это, наверное, было нелегко для вас, особенно если учесть, как вы любили мать.

– Да, – Бронсон обрадовался найденному пониманию, – это было действительно трудно. Но мне так хотелось сидеть напротив нее, слышать ее, говорить с ней, чувствовать ее руку в своей, что я предпочел не замечать ничего. И я смотрел только на нее, когда все разглядывали друг друга. Потом наступили трудные дни для Лауры, госпожа Катлер не верила, что брак с ней для Рэндольфа будет счастливым, и не старалась скрывать свои чувства. В воздухе между ней и Лаурой летали электрические заряды, до того они ненавидели друг друга. Госпожа Катлер рассказывала о ней различные истории. Отец Рэндольфа имел репутацию человека легкого. Его очаровала молодая девушка, и он частично посулами, частично угрозами затащил ее к себе в постель. Никто об этом, естественно, ничего не сказал миссис Катлер. Она была властной и непредсказуемой женщиной.

– Я знаю, какая она была, – тихо заметила я.

– Что? А, да-да. Однажды поздно ночью я услышал звонок в дверь и послал Ливингстона открыть. Когда я оделся и вышел, то увидел на пороге Лауру. Она была страшно испугана и близка к истерике. На ней была старая рваная одежда, волосы были в страшном беспорядке, она не могла разговаривать. Ливингстон подал ей воды и разумно удалился. Я провел ее в комнату и налил шерри. Она до дна осушила бокал, упала на кровать и начала говорить. Я с трудом верил в услышанное, в то, что свекор Силой овладел ею. Я схватил в руки что-то тяжелое и хотел кинуться в отель, чтобы по-мужски поговорить с ним, но Лаура повисла на мне и не пустила. В конце концов я взял ее на руки и отнес вниз, целуя и успокаивая как только мог. Я предлагал ей остаться, но она не могла. Закон был бы против, ведь правду она открыть никому не могла. Но, – мистер Алькот резко выпрямился в кресле, – мы поняли, что любим друг друга, мы открылись. Она провела у меня ночь.

– А дальше? – я почувствовала нетерпение.

– Мы поняли себя, а на следующее утро она вернулась в отель, но с тех пор она часто приходила ко мне. Мы думали, что будет лучше, если я не буду появляться в отеле. – Он остановился.

Некоторое

время он молча смотрел в пространство.

– Бабушка Катлер была не из тех людей, кто что-нибудь прощает, и Лауре стало очень тяжело жить, тем более она носила ребенка мистера Катлера, то есть тебя, и свекровь видела в ней соперницу. Но упорно доказывала, что уверена, будто «виновник греха» – я. Но все понимали, что правда ей известна. Я предлагал Лауре бежать и тайком обвенчаться, но она боялась и отвечала отказом. Миссис Катлер, стараясь скрыть беременность Лауры, отправила ее рожать вне дома, спрятала ее ото всех и на вопросы, почему не отмечают ее день рождения, ссылалась на грипп. Она заставила Лауру отказаться от ребенка. Это было похищение младенца, кража, впрочем, ты это знаешь.

– К сожалению, да.

– Но ты не знаешь, что было с Лаурой, она чуть не покончила с собой.

– Мне трудно понять ее и, думаю, вообще невозможно.

– Я знаю, – кивнул Бронсон, – дети никогда не поймут, почему родители отказываются от них. Может быть, ты откроешь когда-нибудь ее сердце для себя заново.

Я сжала губы и закрыла глаза, пытаясь успокоиться.

– Возможно, потому, что вы мужчина, что любите ее, вы можете вообще найти у нее сердце. Я же нет!

– Не думаю, что ты права. Может быть, еще шерри?

– Да, благодарю.

Бронсон протянул мне бокал, другой взял себе. Я дождалась, пока он сядет.

– Скажите, как много из всего этого знал Рэндольф.

– Лаура рассказала ему все, но он не хотел ее слушать, если он что-нибудь говорил, то эти слова скорее принадлежали миссис Катлер, чем ему. Я достаточно хорошо знал его и не мог не приписывать ему злых намерений. Им помыкали все, кто хотел, единственный его самостоятельный шаг – женитьба на Лауре, им-то мать его и попрекала впоследствии. Я не видел в нем мужчину, и он стал тем, чем он стал. Я не думаю, что это волновало миссис Катлер, ей нравилось управлять сыном.

– Но все-таки как он относился к моей матери?

– Как муж к жене, с которой он прожил уже тысячу лет. Я думаю, он долго бы искренне любил ее, если бы Лаура не прекратила с мужем всякую близость после того, как она была изнасилована его отцом.

– Прекратила всякую близость... – Свет истины начал разгораться у меня в голове. – Но тогда откуда... – я попыталась поприличней сформулировать, – ну, Клэр?

– Она моя дочь.

Мистер Бронсон откинулся в кресле и расслабился. Его лицо пылало, он опрокидывал один бокал шерри за другим и не мог остановиться. Его рассказ заставил меня о многом задуматься, сердце мое защемило, меня захлестнуло море эмоций, я ненавидела мать и жалела ее, я жалела Рэндольфа, но ненавидела его мягкотелость. Я думала о Бронсоне, человеке, который смог пронести свою любовь через всю жизнь, но отдавшем предпочтение чувству долга.

Сколько великого и сколько трагичного было заперто в памяти людей, державших в тайне события, терзавшие их сердца. Я не понимала, как мать со своим эгоизмом могла сделать жизнь Бронсона счастливой. А может, ее характер испортили унижения, вынесенные от бабушки Катлер?

– Извините, – сказала я, прерывая нескончаемый поток мыслей, – я лучше пойду домой.

– Конечно, мой шофер отвезет вас.

Образ Бронсона претерпел сильнейшее изменение в моем сознании, Клэр Сю – его дочь. Сейчас мне стало ясно, чьи знакомые черты я обнаружила на фамильном портрете его матери. Конечно, Клэр, и теперь понятно, почему она так не похожа на остальных Катлеров. Я почувствовала некоторое злорадство по этому поводу, ведь мы с ней такие разные. Как много ее претензий теперь стали необоснованными!