Длань Одиночества
Шрифт:
Он попытался снова вообразить крылья, но те не хотели вырастать. Не хватало сосредоточенности. Слишком сильным было влияние негатива позади, чтоб оторваться от земли.
Ладно, Аркас. Ладно. Что еще? Нужно что-то маневренное и быстрое. Что-то вроде кроссового мотоцикла. Ты ездил на нем всего пару раз в Европе, но это не так уж и сложно: улепетывать от разрушителя миров по узким, почти непроходимым улочкам. Помнишь, как шок подорвал Самооценку и у тебя был очень простой выбор из двух вариантов? Ну, вот сейчас, то же самое.
Мотоцикл выглядел странно.
Очень.
Как
На руль села Бабочка.
У Никаса не было времени удивляться.
— А, старые знакомые.
Насекомое, как всегда безразличное ко всему, непоколебимо сидело на месте и коротко помахивало крыльями. Дела сразу пошли на лад. Путь расчистился. Никас смог набрать скорость и гнал сейчас, словно по трассе. Он сделал большой крюк и все-таки смог вернуться на дорогу. Ехать пришлось по обочине, чтобы не нарваться на колючую проволоку, но это были мелочи. Пустяки, по сравнению с тем, что, позади, из кирпично-каменных волн, вынырнул этот треклятый левиафан.
Никас был почти у цели: в самом пекле, на местности перед трехэтажным белым зданием. Судя по символике, это был военный госпиталь. Забор, окружающий его, сломали. Стены раскурочили бронебойными снарядами. С центра крыши поднимался столп дыма, хотя непонятно было, что там могло так гореть. В окнах замерли люди в белых халатах. У них было оружие. Учитывая, что люди в песочной униформе виднелись в сумраке парадного входа, ситуация была критической.
— Вот черт, — внутри Никаса все похолодело.
Он въехал на импровизированный трамплин из бетонной плиты, попал во внутренний двор, резко затормозил и соскочил с мотоцикла. Бабочка порхнула к нему на плечо.
Журналист забежал в приемную, расталкивая тех, кто мешал. Замершие люди падали как гипсовые манекены. Пробежав через облако осколков, выпущенных разорвавшейся гранатой, Никас остановился в коридоре, не понимая куда дальше двигаться. Он видел, как негативные существа в песочной униформе вытаскивают из палат раненых. Пройдя по коридору, он убедился, что вытаскивали не всех. Иногда их убивали прямо в койках. Расстреливали аппаратуру жизнеобеспечения. Кое-где разливали бензин и минировали несущие стены. Навстречу ему катилось инвалидное кресло с заживо сгорающим человеком.
Никас схватился за голову.
— Вот блять, — он прижался спиной к стене. — Сука. Скоты. Вот…
Ударил по стене кулаком.
— Максиме! — крикнул он во все горло. — Максиме! Ты здесь?! Отзовись!
Придется заглядывать в каждую палату. И побыстрее. Этот урод скоро будет здесь. Никас собрался с духом, и побежал по всему первому этажу, проверяя кабинеты и закутки, в которых можно было укрыться. В туалете все заливала кровавая вода, хлещущая из разбитой сантехники. Изначально, она, конечно, была чистой. Окрасили ее те, кто пытался спрятаться в кабинках. В столовой все заволокло дымом из кухни. Там что-то горело. Видимо рванул газовый баллон. На некоторых столах, как на алтарях Ацтеков, лежали заколотые врачи. За прострелянными баррикадами из тех же столов, корчились солдаты. Фильмов что ли насмотрелись? Пара плачущих медсестер, накрывали собой забинтованных парней, поднимая вверх костыли, как знак… Того что сдаются? Что беспомощны? Напортив них застыли оскалившиеся твари. Никаких шансов.
— Максиме! — гаркнул Никас. — Мне очень жаль! Мне жаль! Да где ты?! Давай поговорим! Мы же любим говорить!
Наконец, он нашел лестницу наверх. По ней вниз кубарем катился солдат в зеленом со страшной раной на спине. Стреляли крупной дробью. Никас оббежал его, выскочил на пролет и, прыгая через четыре ступеньки, добрался до второго этажа.
— Нет, сука, нет, — Никас сжал зубы и закрыл глаза запястьями. — Нет!
«Детское отделение».
— Ты хочешь, чтоб я все это увидел сам, — прошептал он. — Хорошо. Ладно. Давай как следует вдарим в мое мягкое подбрюшье. Я знаю, что я из другого мира. Что я не пойму тебя. Что я сытый журналист из жирного спящего мира наверху. Но я знаю, что такое терять дорогих людей, ясно тебе?
Бабочка на его плече нетерпеливо развернула и свернула хоботок. В следующую секунду внизу раздался грохот ломающихся стен и дикий, утробный рев, который проникал сквозь бетонные перекрытия, как через фанеру.
— Не уйдешь!
Насекомое спряталось за воротник Никаса. Тот устоял на ногах и пошел вперед, покачиваясь из стороны в сторону. Штукатурка била по голове. Лампы отрывались от креплений, повисали на проводах, вращаясь и раскачиваясь, а потом с дребезгом падали. Брошенные детские шлепанцы с гербом в виде орла, подпрыгивали на трясущемся полу.
Никас смотрел.
Они увели всех в комнату свиданий. Тех, кто поменьше согнали в центр, толпой. Подростков оставили снаружи круга. Их использовали как столбики для колючей проволоки. Нападающие обмотали проволоку вокруг их ног, талии, шеи, протянули к остальным, повторили. Получился забор вокруг малышни. Очень плотно стянутый. Вряд ли они могли освободиться без посторонней помощи. Чем больше движений, тем сильнее врезаются шипы в нежную кожу. Тихие слезы, плотно сжатые губы, не верящие глаза.
Вокруг стояли равнодушные чудовища. Непонятно было, чего они ждали. То ли любовались делами рук своих, то ли хотели забрать кого-то с собой, но не получили прямых инструкций.
Никас бросился было освобождать детей.
— Нет, — сказало ухо. — Это ничего не даст. Все уже закончилось.
Никас отступил. Нужно было идти дальше. И быстрее. Он прошел мимо хирурга, выскочившего из операционной. Его маску вбили прикладами в челюсть. В самой операционной, на столе, лежало что-то маленькое, окровавленное. Ассистенты закрывались руками от стрельбы.