Длинные руки нейтралитета

Иванов Михаил

Мичман Шёберг получил записку от капитана Риммера с просьбой зайти, 'дабы обсудить вопросы кораблестроения'. Выдав гонцу законную копейку, мичман отослал его обратно, велев передать на словах, что, дескать, господин мичман всенепременно придет. Подумав над приглашением, Шёберг решил, что поставить в известность своих офицеров он всегда успеет, а вопросы для обсуждения вполне могут быть и секретными. Так и оказалось.

Гостеприимный хозяин предложил российскому офицеру на выбор чай или кофе, указав при этом,

что вино не подается ради сохранения трезвости в рассуждениях. Мичман кивнул с понимающим видом. Сам бы он непременно выставил шкалик, самое меньшее, но хорошо помнил пословицу насчет чужого монастыря и своего устава.

Баварский капитан (про себя Шёберг именно так его называл, хотя знал, что к Баварии тот не имеет никакого отношения) выложил на стол объемный рулон чертежей.

– Иван Андреевич, я хотел бы предложить вам предварительный проект корабля в шестьсот тонн, аналогичного 'Морскому дракону'. Они не будут стоить вам ни медяка, но у нас имеются некоторые условия.

Ответом была поднятая левая бровь.

– За эти чертежи мы хотим получить от вас полный отчет о результатах всех испытаний корабля и его отдельных механизмов. Также требуются подробные сведения о всех переделках и исправлениях, если таковые вы предпримете. Сверх того, мы желаем иметь информацию обо всех поломках, которые случатся в течение первого года службы. Разумеется, я искренне надеюсь, что таковых не будет.

Лицо Шёберга озарилось наиучтивейшей из улыбок.

– Риммер Карлович, прежде, чем дать вам ответ, я, в свою очередь, хотел бы получить ответы на некоторые вопросы.

– Спрашивайте; я на них охотно отвечу, насколько это в моих силах. Итак?

– По словам ваших товарищей, вам в скорое время предстоит отбытие, - мичман хотел было сказать 'отъезд', но в самый последний миг заменил слово, - в ваши родные края. Следовательно, мы никак не можем рассчитывать на вас, а равно на всех ваших земляков в части помощи. Между тем сборка этого корабля представляется мне немыслимой без сварки. Напомню также, что Тифор Ахмедович своим умением изменял форму листов железа, балок... короче, материалов.

Иномирский моряк явно уже подготовил ответ заранее:

– Не вижу тут проблемы. Только что перевезти все заготовки, каковые прибудут через портал, в севастопольские судоремонтные мастерские, а там Тифор Ахмедович придаст им нужную форму; это, если судить по опыту, на три дня работы. Вот сборка - тут да, но ведь сваривать ваши люди уже научились. Конечно, им придется потрудиться. И за месяц могут не управиться...

– ...но это уж наши заботы, не так ли, Риммер Карлович?

Моряк из иного мира откровенно ухмыльнулся:

– Истинно вы правы, Иван Андреевич.

– В таком случае вот каков будет мой ответ на ваше предложение. Я не в силах принять его без моего начальства, но могу пообещать: приложу все усилия, чтобы к нему отнеслись благосклонно.

– Иного ответа я не ожидал, Иван Андреевич.

И моряки раскланялись,

поскольку на Маэре не было принято козырять.

Обратно в Крым капитан второго ранга Семаков ехал не с фельдъегерем, а в относительно комфортабельной карете, сопровождая его императорское высочество, наследника престола Александра Николаевича. Охраной служили два десятка казаков-атаманцев. Ради скорости были предусмотрены аж по две заводные лошади на человека.

Надо признать, что первый из двух путешественников был не просто польщен, а прямо восхищен простотой в общении, которую выказал цесаревич. Сразу по отъезде тот заявил:

– Сколько помнится, вне строя офицеры Российского императорского флота именуют друг друга по имени-отчеству?

– Так точно, ваше императорское высочество.

– Тогда в дороге вы меня зовите именно так. Ведь мне предстоит путь на вашем корабле или на 'Херсонесе' вокруг почти что всей Европы. Если быть точным, до Штеттина. Вы об этом знали?

– Нет... Александр Николаевич.

– Приказ вы получите во благовремении. Но сейчас мне хотелось бы знать...

Цесаревич спрашивал неустанно. Его живое гладкое лицо (наследник уже тогда носил тонкие усы, но бакенбарды еще не разрослись до позднейших размеров) чем-то напомнило Семакову виденные им изображения Петра Великого. И уж точно царственный товарищ по путешествию напоминал великого императора по степени любопытства. Если Николай Павлович больше спрашивал 'как', то вопросы его сына почти целиком состояли из 'почему'. И он высказывал настолько прямую заинтересованность в сведениях и настолько радостно обозначал понимание, что при всей осторожности Семаков почувствовал человеческую симпатию к цесаревичу, который был ненамного старше его самого.

Может быть, со стороны Александра Николаевича и вправду проявилась некоторая приязнь к удачливому флотскому офицеру, который оказался к тому же отменным рассказчиком? Или же цесаревич просто приложил усилия, дабы вызвать собеседника на откровенность? Кто знает...

По прибытии в Севастополь цесаревич пожелал увидеть своими глазами сами гранатометы и действие таковых. Семаков это предвидел и потому предложил съездить на Камчатский люнет, отдав предварительно приказ Максимушкину и еще пятерым матросам. Про себя командир 'Морского дракона' счел длительную стрельбу маловероятной, но... кто его знает, это высокое начальство? Подносчики рискуют лишь тем, что будут бездельничать.

Наследник осмотрел гранатомет со всей тщательностью, попробовал его приподнять, прикинул на руке вес тяжелой гранаты. Потом начался показ возможностей.

Сразу же ушел целый лоток гранат. Само собой разумеется, взрывы произвели сильное впечатление. Оно дало вполне материальный результат в виде серебряного рубля комендору и по серебряному полтиннику подносчикам.

Наследник задал ожидаемый вопрос:

– Господин капитан второго ранга, как же вы говорили, что гранаты оказывают зажигательное действие? Или это лишь на горючей мишени увидеть можно?