Для тебя
Шрифт:
Все молчали. Я украдкой бросила взгляд на Салли, тот смотрел на свои колени.
— Лейтенанту Колтону повезло, — мягко сказал агент Новаковски, и я перевела взгляд на него. Он продолжал меня изучать, но теперь его глаза были такими же мягкими, как и голос.
— Вы ошибаетесь, сэр, — ответила я. — Алеку Колтону никогда не везло. Он пришёл в этот мир одним из самых невезучих сукиных сынов, которые вам встречались, и ему приходилось пахать ради всего, что у него когда-либо было.
Я даже не понимала, с какой гордостью и яростью произнесла это, но краем глаза заметила, что Салли вздернул
— Фебрари, это вы ошибаетесь, если думаете, что это правда.
Я услышала громкий, вибрирующий звук, словно маленькая капля упала на дно сухой ямы. Я едва не заозиралась в поисках источника звука, пока не поняла, что единственная, кто его слышал, потому что он раздался у меня внутри.
Колт вошёл в «Джек и Джеки». Было рано, но он уже освободился. Федералы и Салли ещё работали, но после сцены в участке его и так незначительное «право совещательного голоса» стало минимальным.
Была ещё одна причина, по которой он сбежал из участка: Салли уже, наверное, с десяток раз за день сказал, что им нужно поговорить «о том, что Феб сказала в том зале».
Кажется, всем хотелось обсуждать их с Фебрари: Сьюзи, Джеку, Морри, Салли.
Что касается Салли, то, справедливости ради, Колт считал, что это было право Фебрари, если она решила поделиться. Ему, вне всяких сомнений, чертовски сильно хотелось узнать подробности, но она сама должна решить рассказать ему.
Он знал, что, придя в «Джек и Джеки», скорее всего, попадет из огня да в полымя. Но Феб сказала, что расплакалась в баре, когда узнала про Пака, а это значит, что убийца был там и видел, как она плакала. Поэтому Колт собирался сидеть в «Джек и Джеки» и внимательно изучать толпу
Был вечер пятницы, и в баре, как всегда по пятницам, было полно народа. Дэрил и Джек работали за стойкой, Феб и Руфи — единственная наемная работница, помимо Фритзи, которая приходила каждое утро убираться и мыть полы, — обе сновали между столиками, подавая напитки.
Морри нигде не было видно.
Феб подняла глаза, заметила его и кивнула. Он видел, как она обращалась подобным образом к сотням других клиентов, приветствуя и без слов спрашивая «Что вам принести?» или «Желаете повторить?»
Колт почувствовал себя в точности так, как этим утром, когда она впервые на его памяти отказалась повернуться к нему. Когда она в первый раз назвала его Колтом, о чём он постоянно ей твердил, но обнаружил, что ему чертовски не понравилось, когда она наконец-то послушалась.
Ему захотелось швырнуть что-нибудь.
Но вместо этого он кивнул в ответ, пряча свою реакцию и одновременно мысленно пиная себя за то, что вчера в женском туалете повёл себя как чудовищный мудак, в итоге сорвавшись по поводу того, что она звала его Алек, и забрав последнее хорошее, что оставалось у них общего.
По крайней мере он так думал.
Отказав ему в повороте головы, Феб устроила небольшую вспышку гнева из-за его отстранения от дела. Колт понятия не имел, то ли она посчитала, что федералы его оскорбили, то ли хотела, чтобы он занимался этим делом, то ли и то, и другое вместе. Он до сих
Как не было смысла отрицать, что её реакция на его возможные страдания, не говоря уже о смерти его собаки, оказалась значительно грандиознее, чем слёзы по её козлу-бывшему мужу. Они даже думали, что придется вколоть ей успокоительное, чёрт, да он и сам так думал. Феб была совершенно не в себе.
Но она позволила ему успокоить её. Не отцу, не матери, не успокоилась самостоятельно. Это сделал Колт.
Феб могла сорваться. Она унаследовала темперамент своей матери, переменчивый, но тихий. Но хуже того, что она была эмоциональной, тоже как и мать. И Феб, и Джеки могли впасть в праведный гнев или неконтролируемые слёзы при малейшей провокации. Как Джек с Джеки, раньше Колт был единственным, кто мог успокоить Фебрари.
И сегодня он снова это сделал.
И последнее, она больше не избегала его взгляда или прикосновения. Этим утром, после разыгравшейся драмы и после того, как он помог ей взять себя в руки, она стояла в его объятьях и начала разговор о том, что ему нужно завести новую собаку. Когда Уоррен разрушил момент, у Колта чесались руки свернуть тому шею. Но когда Колт всё-таки отпустил Феб, она не шагнула назад, увеличивая дистанцию. Она осталась рядом и посмотрела ему в глаза, прежде чем уйти.
Он понятия не имел, что все это значит и значит ли вообще, или это просто её способ справиться с действительно дерьмовой ситуацией. Он сделает первый шаг и станет ждать.
Чего он делать не станет, так это не позволит Салли, Джеку или Морри всё испортить. Если из этой неприятной истории может получиться что-то хорошее, ослабление напряжения между ними, он примет это и не позволит никому помешать.
Ни за что.
Колт сел на стул в конце барной стойки и стал осматривать помещение.
— Свободен? — спросил Джек, и Колт кивнул.
Он услышал, как зашипела пробка, и перед ним с глухим звуком приземлилась бутылка пива. Колт забыл, как соскучился по вопросу Джека «Свободен?», следующему за ним шипению и стуку бутылки о стойку.
Повод, по которому семья собралась, был ужасным, но Колт был рад, что они вместе.
— Где Морри? — спросил Колт, глядя, как Феб разговаривает с парнишками, которые сидели за одним из столиков и выглядели слишком юными, чтобы посещать бар.
— Надо было прийти три часа назад. Ты пропустил третью мировую войну, — весело ответил Джек, и Колт повернулся к нему.
— Третью мировую войну? — спросил Колт улыбающегося Джека, не в силах понять, что удивило его больше: снисходительная улыбка Джека или то, что эта снисходительная улыбка была направлена на его дочь.
За прошедшие двадцать лет Джек ничего не говорил, но Колт знал: Феб ощущала его осуждение. Колт знал, потому что она не могла этого не заметить, это видели все. Джек любил дочь, всегда любил и всегда будет любить. Когда-то они были очень близки, как и должны быть близки папы с дочками. Феб была папиной девочкой, не так, как Сьзи была папиной дочкой. То, что было между Джеком и Феб, было особенным и прекрасным.