ДМБ
Шрифт:
– Может, не надо?! – пробовал его остановить провожатый капитан авиации. – Помните, как в прошлый раз нехорошо вышло?
– Молчать! У меня ваш маршал под Кенигсбергом сортиры чистил, когда я тараном эсминец брал за чакушку! Восемь машин положил, а на мне ни царапины! – взвизгнул старый озорник. – Даешь Беломорканал! За родину! За победу! Хлебай, внучки, ханку!
Что внучки послушно и исполнили.
– Лютый дед, – долго еще мы вспоминали ветерана, – Таким дедам надо памятники чугунные на вокзалах ставить, а не руки ремнем вязать и уж ни как ни в вытрезвитель сдавать. За деда – чудо-богатыря! – и выпили.
И
– Особист, разведчик, – объяснил один из бойцов.
Начали к нему водить по одному всех находящихся в пункте. Выходили оттуда чаще с задумчивым видом, что уже наводило на серьезные размышления. Одни говорили:
– Угрожал.
Другие:
– Взятку предлагал, но не дал.
Третьи просто плевались
Последним вышел тощий кришнаит.
– Какой хитрый человек! – сокрушался он.
– Чего спрашивал-то? – спросил я.
– Я не понял, – признался кришнаит и удалился.
Когда я вошел в комнату, капитан пил чай с вафлями, потрясая у уха колокольчиком.
– А! А! – спрятал колокольчик и простонал он, когда я закрыл за собой дверь, – плохие у вас дела гражданин призывник.
– А у кого они сейчас хорошие? – согласился я.
– У вас дела не просто плохие, а еще хуже, – продолжил он и откусил кусок вафли.
– Чем раньше? – не на шутку встревожился я.
– Гораздо, – кивнул он и откусил еще кусок.
– Кошмар! – схватился я за сердце.
– Кошмар! – согласился капитан и отпил глоток чаю.
– Что будем делать, товарищ контрразведчик? – с надеждой спросил я.
– Будем помогать соответствующим органам выявлять неблагонадежных элементов в армии, – сообщил заговорческим тоном особист.
– Я как раз знаю одного такого, – столь же таинственно прошептал я.
– Побожись? – уточнил он.
– Чтоб мне пусто было! – быстро поклялся я и доложил, – У дежурного офицера газы!
– Поподробнее! Какие газы? Маркировка, производные. – вяло заинтересовался контрразведчик и откусил очередной кусок вафли.
– Газы сугубо удушливые. Срок годности истек, производные – копченая колбаса, сыр Волна, лимонад Колокольчик. Как в туалет сходит, полчаса невозможно войти – глаза режет. – отчеканил я.
– Понятно. Ведите наблюдение. Мы с Вами свяжемся. Свободны.
По выходу от разведчика я послал к нему Малыша и Карлсона, а сам, соответственно, выпил водки.
На четвертый день меня облили холодной водой и привели к начальнику распределительного пункта, к полковнику.
– Вы, молодой человек, собираетесь служить или вы к нам на побывку? – прищурившись, спрашивает полковник. – Три набора сменилось, а вы все шалите. Вами весь пункт провонял.
– О чем разговор!? – киваю я, и тут же предлагаю. – Пошлите меня куда-нибудь в горячую точку. Снайпером. Я очень усидчивый.
– Что-то такое мы вам и прописали, – отвечает начальник – А заодно и вашему дружку…
У меня после этих слов упало. Если бы вы знали моих друзей! (фото: на фоне милицейской линейки братья Алиевы, в профиль и анфас) Я им денег немало был должен. Ну, не получилось отдать. Ну, не получилось. Надеялся из армии паек присылать… Хотя они сами нарывались – в руки купюры совали. В лицо кидались. ( фото: переулок у ресторана Уют, в лицо герою летят пяти долларовые
Говорю:
– Максуд, как я восхищаюсь твоим умом и мужеством! Ты не человек, а газонокосилка. К тебе доллары так и липнут. Даже не думал о таком герое.
Максуд кушал киви и особо не протестовал:
– Я, – говорит, – Хачапури торговал, куртками торговал, Соней торговал и имел уважение.
– Так вот, – рассказываю я, – Тут меня один министр с одним банкиром познакомил. Ну, мы поехали сначала с ними в музей, посмотрели бивень мамонта, а потом он мне и говорит: Не хочешь по блату деньги поместить? Дашь тридцать и через месяц возьмешь сорок. Я ему отвечаю: Надо посмотреть мои депозиты, но у меня есть один близкий друг – практически родственник. Предложу, конечно, если он ни в Париже на сельскохозяйственной выставке.
Максуд, киви бросил, своим калькулятором позвенел и к Улугбеку. Слово за слово. Они подрались даже от перевозбуждения. (2 фото: на фоне ресторана УЮТ Максуд бьет Улукбека в ухо, потом Улукбек бьет Максуда в нос) Дали мне денег. (фото: на фоне ресторана УЮТ братья Алиевы протягивают в объектив пачки денег) В тот же день сплошные флешь рояли. (фото: Герой сидит в казино за игральным столом, пьет коктейль и курит сигару. Лицо довольное ) А потом пошел пиковый, черный период неудач, в которые моментально включись все оставшиеся у меня на руках средства сирот Алиевых. (фото: Герой сидит в казино за игральным столом, пьет чай, курит сигарету. Лицо недовольное) Падение орла и сокола!.. Бородинская битва, где я мог лишиться зрения, до первой звезды. (Надорванное фото: чья то туфля бьет Героя в копчик )
В общем, спрашиваю у полковника:
– Какому дружку? С усами или без? – спрашиваю.
– Очень умному, но очень аккуратному, – смеется полковник, машет рукой, и вводят длинного такого, тощего, в очках – не Алиева, слава Богу.
А он, не гляди что в очках, злой видно. Орет:
– Не имеете права! Я с ним не поеду! У него желудок больной! Я буду ходатайствовать!
А я ему говорю:
– Не гони на мой желудок. Я в детстве подшипник переварил.
– Он еще и идиот! – взвизгнул длинный. Да так громко, что меня опять выворотило. На этот раз на полковника.
– В приемник! – загудел полковник. – В нагрузку к тормозу.
Ему докладывают:
– Нам так и не удалось выяснить, как тормоза зовут.
– Назовите пока в приписных Федей, у него морда толстая, ему подойдет! – махнул рукой начальник и пошел мундир застирывать.
Нас с тощим вывели из кабинета сначала в зал, потом в коридор, а потом уж в приемник. Там мы обнаружили сидящего у стены мордоворота. Хмурый такой, как бобр.
Я его спрашиваю:
– Тебя как, Федя, зовут?