Дмитроглифы
Шрифт:
Олег Петрович скинул промокшую малицу и остался в облегающей термофуфайке. Развязывая тесёмки на штанах, он продолжил:
— Я кинулся проверять это предположение и смог прочитать египетскую пару имён. Это прорыв, Дима! У меня родилась новая гипотеза. У шаманок есть легенда, что влюблённые могут путешествовать между мирами, если их любовь достаточно крепка. Я и забыл эту дурацкую легенду, но после общения с тобой вернулся и провёл новые исследования. Оказалось, шаманки давно заметили феномен: из Гростайна выходят парами. Только я пришёл один. И ты.
Мокрые
— И что это значит?
— Это значит, что поодиночке мы можем двигаться по временной шкале лишь туда-сюда, как маятники. — Рудов изобразил указательным пальцем движение маятника. — Из современности — в то время, когда ты вырезал наши имена. Потом обратно. Ну, плюс-минус. А вдвоём мы сможем перемещаться во времени, куда захотим. В любую эпоху! — Указательный палец нарисовал бесконечную хаотическую линию. — Это и есть моя гипотеза. Гростайн — мифические «Врата вечной любви». Машина времени для влюблённых!
Олег Петрович подождал реакции Димы, но тот был слишком ошарашен, чтобы сформулировать свои мысли. Олег Петрович продолжил:
— Представь, мы сможем увидеть гладиаторские бои в Риме и послушать проповеди Христа. Мы сможем поучаствовать в Варфоломеевской ночи и посмотреть на казнь Марии-Антуанетты. Только представь! Мы сможем прокатиться на «Титанике»…
— И утонуть, — перебил Дима. — Мы же не можем взять с собой Гростайн, верно? Это же не портативная машинка времени, которую надеваешь на руку, как часы, и активируешь в нужный момент.
— Да, придётся много странствовать. Но не факт, что Гростайн такой один. Послушай, Дима! Если ты согласен разделить со мной жизнь, полную приключений и опасности, — верни мне флешку. Осенью я допишу докторскую и прославлюсь как исследователь Гростайна. Ты тоже не будешь забыт, я упомяну тебя в предисловии как автора снимков. Ну, или как соавтора, чёрт с тобой. А потом мы отправимся в долгое путешествие. И все фотографии, которые ты сделаешь в прошлом или будущем — не знаю, куда нас занесёт, — будут принадлежать тебе одному. А я займусь любимой историей. Как тебе план?
Дима расстегнул куртку: его бросило в жар. Надо действительно глотнуть коньяка и принять горячий душ, а то и заболеть недолго.
— Олег, ты думаешь, я совсем дурак?
— Почему?
— Я должен отдать тебе славу ради будущих фотографий «Титаника»? Но ведь это я начертал наши имена! Благодаря мне мы здесь.
— Но я здесь на десять лет раньше! И я разгадал, почему мы здесь. Я раскрыл тайну Гростайна.
— У тебя нет никаких доказательств! Я вообще не верю, что можно путешествовать по времени куда захочешь, — и снова хаотическая линия нарисовалась в воздухе.
— Видишь эту золотую корону с королевской коброй? — тихо спросил Олег.
— Ну.
— Мне подарил её юный фараон, когда путешествовал со своим возлюбленным жрецом.
Дима крякнул от неожиданности:
— Здесь был фараон? Он подарил тебе золотую корону?!
—
— Я никогда не поверю, что фараон подарил тебе свою корону! Или он ещё больший дебил, чем я, — отчеканил Дима, успокаиваясь.
Всё это одна большая ложь. Хитрый доцент задумал обдурить его в третий раз, заставить его молчать до защиты диссертации. Не выйдет! Дима стиснул флешку в кулаке.
— Он не дебил. Просто ему понравилось, как я его… как я с ним… — в Олеге Петровиче внезапно проснулся питерский интеллигент.
— Ты его трахнул?!
— Да. Мальчику сильно захотелось, и я счёл возможным…
Дима мгновенно поверил во всю историю. С начала и до конца. Обмяк весь, пальцы, державшие флешку, расслабились. Что значит одна корона для божественного фараона? Пыль межзвёздная. Что значит неописуемое, изысканное, пикантное, нежное и острое удовольствие для того, кто ценит удовольствия жизни превыше всего? Ответ очевиден. Дима тоже заплатил за секс с Олегом Петровичем высокую цену, и не пожалел.
Видимо, Олег Петрович прочитал Димины чувства на его лице. Он протянул руку и спросил:
— Что ты выбираешь: опубликовать фотографии и сорвать мне научное открытие или путешествовать по всему миру и по всем временам? Налегке: только ты, я и твоя фотокамера. Обещаю носить штатив.
Дима не колеблясь отдал флешку. Уточнил:
— А леопардовое манто тебе жрец подарил? Как же их вечная любовь?
— Не знаю, у них не было разногласий по этому поводу. На редкость дружные и открытые ребята, — ответил Олег Петрович с таким бесстыдным намёком, что Дима взревновал. — А вот те масоны, которые приходили, чтобы выкопать Гростайн и отвезти его в Америку, постоянно ругались. Не думаю, что они спали друг с другом. Может, их связывала вечная платоническая любовь?
— Масоны?!
— Да, еле отбился. Единственная настоящая и вечная любовь, которую я видел, была у Спартака и его жены. Но они недолго здесь гостили: залечили раны и отправились в свой век. Мне пришлось купить им антибиотики и лыжи.
— Твоё предложение насчёт коньяка ещё в силе?
***
Олег не соврал, он действительно трахался не так, как в предыдущие разы: не как призовой жеребец Ру, и не как питерский доцент-ботаник, решивший расстаться с девственностью в неполные тридцать лет.
Его ласки были смелыми, но неторопливыми, трепетными, но жгучими. Всё сбылось: и долгие поцелуи до головокружения, и обоюдоострые минеты, и серия затяжных оргазмов, среди которых был тот самый, похожий на Петергофский фонтан.
Дима потерял счёт времени и забыл, куда положил флешку, но это его больше не тревожило. Они с Олегом не сказали друг другу ни единого слова любви, но и так всё понятно было. Иначе Гростайн бы их не пустил. И от этого понимания теплело в груди и тяжелело в паху. Немного пугало слово «вечность», но египетский пример в некотором смысле воодушевлял и примирял с действительностью.