Дмитроглифы
Шрифт:
***********************************************************************************************
Дмитроглифы
https://ficbook.net/readfic/2606286
***********************************************************************************************
Направленность: Слэш
Автор: Берлевог
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Юмор, ПопаданцыПредупреждения: Нецензурная лексика
Размер: Миди, 56 страниц
Кол-во частей: 5
Статус: закончен
Описание:
Рассказ о путешественнике во времени, который мечтал о славе и богатстве, но нарвался на вождя первобытного племени, который тоже кое о чём мечтал. А ещё там был доцент.
Основан на нереальных событиях.
Примечания
Фотография, сделанная автором в музее наскальной живописи — http://s019.radikal.ru/i634/1607/12/c6f575c95209.jpg
========== Часть 1 ==========
Первый раз они поссорились ещё в Иматре. Дима хотел позавтракать бутербродами с копчёным палтусом в придорожном кафе, но Антон сказал: «Отравишься, до самого Рованиеми будешь дристать». Дима запомнил и затаил обиду. Полгода назад, когда между ними всё только начиналось, авторитарность Антона казалась проявлением заботы, но со временем стала напрягать. Вторая ссора случилась в Рованиеми. В сувенирном магазине Дима запал на белую оленью шкуру, подбитую малиновым в полосочку ситцем, всего шестьдесят девять евро со скидкой, но Антон скорчил морду: «Зачем тебе этот вонючий пылесборник?» Дима мог бы ответить, что на этом пылесборнике хорошо будут смотреться дети и девушки, которых он фотографирует в фотостудии на Васильевском, но промолчал: ему вдруг стало противно оправдываться. Шкура наложилась на копчёного палтуса и портила настроение всю дорогу до Северного Ледовитого океана, где в маленьком норвежском городке грянул большой взрыв.
— Я хочу в музей наскальной живописи, — сообщил Дима.
— У нас времени мало. Не знаю, останутся ли в кемпинге свободные места, если мы приедем слишком поздно. Как говорил Суворов, дисциплина…
— Антон, ты не понял. Я хочу в этот музей. Я ещё в Питере его запланировал. Какой смысл в путешествии, если ничего не смотреть, не покупать и не пробовать?
— Я так и думал, что дело в чёртовом палтусе, — заметил Антон.
И Дима с мрачным удовлетворением высказался, впервые за то время, что они были вместе:
— Нет, дорогой, дело не в палтусе, а в тебе! Ты зануда и тиран! Я даже не помню, из-за чего ты мне понравился, ты вообще не мой типаж. Ты толстый, скучный, пассивный и… и в постели на троечку!
Антон так резко нажал на тормоз, что сработали ремни безопасности. Он вышел и выволок из машины злобно ухмыляющегося Диму:
— Это я-то пассивный? Ты пока проветрись тут, погуляй по тундре, подумай над своим поведением. А потом я вернусь и поговорим, кто толстый тиран на троечку.
Он швырнул на обочину потёртый рюкзак, оленью шкуру и стартанул, не жалея покрышек.
— Эй, полегче, толстяк! Тут техники на триста тысяч! — заорал ему вслед Дима, собирая багаж. — И можешь не возвращаться, я не пропаду!
***
Он спускался по горному серпантину всё ниже и ниже, пока за очередным поворотом не заблестело море — неправдоподобно бирюзовое и чистое. Его бороздили роскошные яхты спортивного вида, прогулочные катера, набитые туристами, и рыбачьи лодки, за которыми волочились длинные шлейфы жирных чаек. На мелководье кайтеры в гидрокостюмах ловили ветер воздушными змеями, а на пляже выстроились в ряд музейные корпуса, похожие на бунгало.
Это Греция, Мальдивы или Новая Зеландия? Нет, это арктическое побережье между Алтой и Берлевогом — суровая экзотика, дикие края. Дима, зачарованный видом скалистого фьорда, по-хозяйски обнимающего морской залив, сел на обочину и достал фотокамеру с широкоугольным объективом. Потом подумал и установил штатив, наслаждаясь тем, что можно снимать спокойно, без спешки, и никто не жужжит над ухом.
До музея он добрался вечером. Солнце миновало запад и мчалось на север, не собираясь падать за горизонт. Июнь, благословенные безночные дни: солнце катается по небу, как яблочко по серебряному блюдечку. В кафетерии музея Дима залпом выпил банку холодного пива и парочку захватил с собой. По
Сверяясь со схемой-путеводителем, он без труда нашёл на западной стороне залива экспонат под номером один. Бараний лоб — пятиметровая скала, скруглённая ледником как ложкой для мороженого, — был усеян древними петроглифами. Глубокие борозды, небрежные насечки и тончайшие линии, заполненные для контраста охрой, опоясывали камень сверху донизу. Дима застыл, разглядывая красную сеточку рисунков. Непонятно, как нужно смотреть на это запутанное кружево, чтобы различить в нём обещанные фигурки зверей и людей. Заглянул в схему: «Оленье стадо в ограде», возраст — пять тысяч лет. Самое древнее изображение ограды, возможно, символизирующее концепцию космологического мира…
Дима захлопнул путеводитель и достал фотоаппарат. Это нужно сфотографировать, пока солнце подсвечивает песчаник и каждая впадинка наполнена густой тенью. Он навёл фокус, и внезапно картинка сложилась: он увидел оленя, похожего на детскую скамеечку с рогами. Рядом — ещё один, и ещё. Десятки, если не сотни, крошечных оленей стояли бок о бок и, казалось, смотрели в одну сторону. На кого? Дима обошёл камень и увидел фигурку человека, к которому были повёрнуты все рогатые головы. Хозяин? Олений бог? Охотник? Вокруг всей группы — частокол из насечек, словно шпалы-шпалы, но без рельсов. От доисторического шедевра захватило дух. Пять тысяч лет назад ещё пирамида Хеопса не была построена, а тут, на берегу холодного моря, художник с любовью и тщанием вырезал в камне одну оленью фигурку за другой. Зачем?
Из фотографического ража его вывел сигнал о принятом сообщении. «Я возвращаюсь, где тебя забрать?». Где-где. А нигде! Дима выключил телефон и начал складывать оборудование в рюкзак. Он облазил и снял все бараньи лбы в западной части музея. Прежде чем перейти по пляжу на высокий восточный берег к более свежим рисункам, — всего-то две тысячи лет, уже спаситель родился, — стоило подкрепиться.
Не успел он усесться на свою оленью шкуру за шестьдесят девять евро и развернуть бутерброд с селёдкой, как к нему подгрёб местный бомж. Вокруг лысины, обожжённой солнцем, развевались седые пряди, а грязная майка не скрывала сплошь зататуированной кожи. Бриджи с бесчисленными карманами сползали с худых чресел. Бомж сел рядом и что-то сказал на норвежском. Дима пожал плечами и помотал головой, как немой.
— Инглиш?
Дима снова помотал.
— Дойч? Финланд? Русланд?
— Чего тебе? — спросил Дима и открыл банку с пивом.
Он отхлебнул тёплого пива и неприветливо взглянул на бомжа. Тот достал из наколенного кармана истёртую кожаную флягу, сделал несколько глотков и ответил, с трудом подбирая русские слова:
— Фото там, — махнул рукой на камни, — не интересно. Все видеть петроглиф. Олень, охотник, лодка, рыба…
— Не интересно?
— Нет, — подтвердил бомж.
Он достал из другого кармана пакетик с вялеными креветками и начал закидывать их в рот. Дима вылущил край бутерброда из полиэтиленовой плёнки и откусил большой кусок. Как фотограф он знал, что аборигены лучше путеводителя могут подсказать, что в их краях достойно съёмки, но, будучи опытным туристом, он не раз сталкивался с феерическим враньём ради пары евро на выпивку. В молчании он доел бутерброд и допил пиво. Пряная селёдка оказалась вкуснее, чем он ожидал, — жирненькая, малосольная, с нежными хрустящими косточками. Идеальный ужин под пиво. Бомж рядом чавкал своей вонючей закуской и жмурился на солнце. Часы показывали полночь.