Дмитроглифы

Берлевог

— Гыр, — подтвердила девушка.

— А имя-то у тебя есть? — Он стукнул себя в грудь: — Дима! Я — Дима! А ты? — и ткнул пальцем в её сторону.

Она улыбнулась и произнесла тихо:

— Му.

— Как?

— Муму.

— Муму?!

— Мумуму.

— Стоп-стоп, будешь Му. Это лучше, чем Муму, поверь мне. Какие-то имена у вас односложные… — Дима шарил в рюкзаке в поисках любимой рубашки от Хуго Босс и чистых трусов. — Вы разве не предки викингов? Где же ваши прекрасные Финнбьёрны и Ёрмунганды? И где здесь туалет? Мне нужно помыться, побриться, зубы почистить…

За порогом вигвама его встретила мирная первобытная пастораль. Женщины, украшенные бесконечными рядами бус, жарили на костре барбекю и собирали снедь для завтрака. То есть крутили на вертеле обожжённую оленью тушку и раскладывали на горизонтальном камне нехитрые посудины: раковины с чем-то мелким и розовым, похожим на сушёных креветок профессора Олафсона, кривобокий горшочек, от которого поднимался рыбный парок, и листья лопуха с закуской из… по виду, из бледных поганок. Дима поклялся себе, что не возьмёт в рот ничего экзотического. Он, конечно, любит пробовать в поездках аборигенскую кухню (иначе в чём смысл путешествия?), но в данном случае Антон прав: можно дристать до самого Рованиеми.

— Гыр-гыр, — сказала Му и потащила его в сторону скал, заросших колючим кустарником и мхом.

Дима обернулся на каменный трон, где накануне сидел Ру, но увидел лишь череп на палке. Царь где-то шляется по своим царским делам. Дима поспешил за девчонкой. Он поищет Ру после утренних процедур.

Узкая тропинка серпантином опоясала ближайшую скалу и привела их на горную площадку, с которой открывался живописный морской вид: Северный Ледовитый океан нежно баюкал скалистое побережье, солнышко грело и сияло, в прозрачной воде плавали стада рыб и медуз, а на пляже голая старушка выбивала в камне оленьи скамеечки. Тюк-тюк. Идиллическая красота юного мира наполнила душу радостью и потребовала выхода.

— Йи-и-хуу! Эгегей! — закричал Дима во всё горло.

— Гей… гей… гей… — откликнулось эхо.

Му засмеялась и показала рукой куда-то за кусты. Там, среди нагромождения валунов, хлестал радужный водопад. За долгие века он выдолбил в камне округлую чашу и наполнил её до самых краёв. Из этой чаши ручейки струились к обрыву, собирались в единый бурный поток и исчезали в горной трещине. Дима отогнал Му подальше, нашёл удобное место и с удовольствием облегчился в ручей. Потом разделся, по-детски взвизгнул и прыгнул в каменную чашу, подняв фонтаны брызг. Вода оказалась теплее, чем он думал. Дима разлёгся в природной ванне, сканируя пространство цепким профессиональным взглядом и намечая удобные точки съёмки. Эти фотографии взорвут мир.

Когда они вернулись в посёлок, Ру уже сидел на троне в полном царском облачении. Помимо шкурки на чреслах, он был одет в леопардовый плащ и золотую корону, обильно украшенную самоцветами. Дима остолбенел. Рассматривая когтистые лапы леопарда, скрещенные на груди вождя, и драгоценные каменья ценой не меньше миллиона долларов, он пытался сказать заготовленное приветствие, но лишь беззвучно открывал и закрывал рот. Мужчина его мечты стремительно превращался в мужчину его несбыточной мечты. Слишком красив, богат и могуществен, чтобы снизойти до малоизвестного питерского фотографа.

Дима шагнул к столу, и женщины расступились перед ним полукругом. Они сели на землю и завели песню. Запевалой выступала блондинка лет сорока, смахивающая на принцессу Норвегии. В её волосы были вплетены жемчужные нити и голубые цветочки, а запястья и лодыжки отяжелели от перламутровых браслетов. Дима почувствовал укол ревности. Хорошенькая. Наверное, любимая жена султана. Она стучала в маленький овальный бубен и гыркала грустную песню. Другие женщины раскачивались из стороны в сторону и подпевали — ну прямо образцово-показательный гарем. Хорошо устроился, паразит.

Девушки вынесли блюда, и начался пир. Сидящему на возвышении Ру поднесли гигантский роговый кубок, и он сделал глоток. Диме тоже вручили рог, и он отхлебнул сладкий ягодный напиток. Неплохо, градусов пять будет. Или восемь. Потом ему предложили морепродукты — сушёные креветки, вяленые мидии и рыбный бульон с кореньями. Потом на камень, выступающий в роли стола, водрузили блюдо с жареным оленем. Румяная корочка сочилась ароматным жиром, густо запахло пряными травами, и у Димы заурчало в желудке. Он ел всё, что ему давали, пил из бездонного кубка и смотрел в чёрные глаза вождя. Тот белоснежными зубами обгладывал оленью кость и тоже пялился на Диму, изредка закидывая в пасть что-то с лопуха.

Дима стремительно пьянел — и от ягодного напитка, и от игры в гляделки. Он присмотрелся к царской закуске и обиженно спросил:

— А мне поганок?

— Гыр? — переспросили его.

После эмоциональной тирады о нарушении законов гостеприимства девушки наконец поняли, чего он просит, и подали ему грибы. Дима демонстративно высыпал угощение в рот и проглотил не жуя. Запил ягодным винишком и победно рыгнул. Девчонки рассмеялись и зашептались между собой. Белокурая принцесса повысила голос и начала бить в бубен громче.

Вождь встал, огромный как гора, и заслонил Диме солнце. Обвёл женский коллектив пытливым взглядом и выцепил молоденькую девицу с копной дредов на голове. Торжественно, под песнопения и тарахтенье бубна, он подвел её к Диме и протянул ему смуглую девичью ручку:

— Гыр фыр!

Прямо как отец на свадебной церемонии в церкви. Дима вскочил и дрожащим голосом заявил:

— Я не буду жениться. Что за дела вообще…

Все замолчали, бубен стих. Стало слышно, как волны бьются о берег у подножия мыса. Стало слышно, как кричат гагары в ущельях скал и как неутомимая старушка тюкает своим каменным зубилом где-то на западном побережье фьорда.

— Нет-нет, это совершенно невозможно, — повторил Дима, убирая руки за спину, чтобы ему не вручили невесту. — К тому же она несовершеннолетняя, Роскомнадзор не одобряет.

— Гыр, — ответил Ру, словно признавая весомость аргумента.

Он отпустил девицу с дредами и пошарил глазами в толпе. Девушки подобрались, как новобранцы на плацу. Дима замер от ужаса. Ру вывел в круг другую девушку, не такую смуглую и не такую молодую. Взял её руку и снова протянул Диме.

— Нет, — твёрдо сказал Дима, — ни за что.