Дмитроглифы

Берлевог

Ру выбрал ещё одну невесту. На этот раз схватил не глядя первую попавшуюся. Попалась пожилая матрона с удивлённым лицом. Может, она и не собиралась замуж, но перечить вождю не посмела. В чёрных глазах Ру сверкала сталь, до изобретения которой оставалась не одна тысяча лет. Дима стоял как истукан, а Ру тыкал его в живот сухонькой ладошкой матроны. Дима не выдержал:

— Ну, в самом деле, Ру! — взвыл он. — Я не могу на ней жениться! Я вообще не могу жениться! Я понял это ещё в четвертом классе, когда пытался замутить со Светочкой Зайцевой. Я не создан быть мужем, понимаешь? У меня другое предназначение в этой жизни!

— Гыр-гыр-гыр! Фыр-фыр-фыр! — заорал вождь. Потом набрал в лёгкие воздуха и прорычал нечто совсем несусветное: — Пуу-пуу, хрям-хрям-хрям!

Такого Дима ещё не слышал. В отчаянии он закрыл лицо руками. Всё пропало, этот мужчина никогда не будет с ним. Чудовищная ссора на почве разности менталитетов.

— Я слышал, у северян есть обычай предлагать своих жён геологам, — всхлипнул он, — нефтяникам всяким, путешественникам… И если кто откажется, то это смертельное оскорбление и позор навсегда. Но я не могу, не могу! Мне самому нужен му-у-уж…

— Гыр, — презрительно припечатал Ру.

— К тому же эффект бабочки! — вспомнил Дима. — Ты в курсе про эффект бабочки? О, это страшная вещь! Я сейчас с кем-то пересплю, а потом динозавры подохнут… а свалят всё на меня…

Шатаясь от вина, грибочков и душевного расстройства, Дима побрёл к своему вигваму. Заполз в душную нору и упал на меховую перину, заливаясь слезами. К нему пришла Му, села рядышком и принялась гладить по вздрагивающим плечам. Добрая толерантная Муму…

***

Отревев и пережив острый приступ саможалости, Дима собрался на прогулку. Не везёт в любви, повезёт в профессиональной деятельности. Он обвешался фотопринадлежностями с головы до ног: у правого бедра на перекрёстном ремне болталась зеркалка с зумом, у левого — сумочка с объективами, за спиной — карбоновый штатив. Ноги он защитил военными наколенниками, а на пузо повесил цейсовский бинокль. Дима любил выбирать в бинокль удалённую натуру. Самого главного глазами не увидишь, правильно сказал Экзюпери. Для этого есть бинокли.

Чувствуя себя терминатором, злым и неуязвимым для насмешек, Дима вылез на свет божий. Женщины куда-то разбрелись, лишь три молодицы мыли посуду после свадебного застолья. Или вязали детские пинетки, или делали друг дружке маникюр. Раскрыв рты, они уставились на Диму, одетого в сногсшибательный наряд, и расплылись в улыбках. Загыркали, как обычно, что-то милое и кокетливое. Вроде, не сердятся, что он отказался на них жениться. Спасибо и на том.

Первым делом Дима проверил Гростайн. Портал выглядел как мёртвый кусок породы, но, приложив руки к его тёплому боку, можно было почувствовать приятную вибрацию, словно внутри мурлыкал котёнок. Скоро начнётся северное сияние: голова немного кружится и гудит. Хотя, учитывая дегустацию ягодных и грибных деликатесов, с головой всё было неплохо, работать можно.

Дима потратил два часа, чтобы сфотографировать загадочное сооружение. Он снял десятки крупных и мелких планов, каждую трещинку и каждый символ на идеально гладкой поверхности входа. К нему прилетели любопытные птицы, похожие на современных голубей, только мелкие, худые и с хищными клювами. Их тоже пришлось сфотографировать, пусть орнитологи порадуются. Птички беззаботно скакали вокруг Димы и клевали вошек в песке. Пришли два рогатых оленя, задумчиво постояли и навалили большие кучи навоза. Дима прогнал засранцев, отшлёпав их по толстым пушистым задницам. Понятно теперь, почему на пляже воняет. Оленей он фотографировать не стал, они ничем не отличались от тех, что табунами носятся по трассе Е-6. Эволюция их не затронула.

Устав от съёмок, Дима уселся спиной к порталу и достал пузырёк «Хеннесси», купленный в дьюти-фри. Самое время открыть бутылочку и отметить приход новой жизни, которая начнётся после публикации снимков. Деньги, слава, любовь красивых мужчин, зависть коллег, интервью в программе Познера, развороты в «Нэшнл Географик». Сделав щедрый глоток, он зажмурился и подставил лицо солнцу. Перед глазами всё ещё плавали символы Гростайна, иероглифы, закорючки и пиктограммы. Может быть, профессор Олафсон ошибается, и нет в них ничего таинственного. Может, это обычные «Здесь был Вася» или «Саша+Маша», просто написанные на древних забытых языках? Дима улыбнулся и подобрал подходящий острый камешек. Лег на землю и, чтобы не портить внешний вид будущего музейного экспоната, нацарапал в самом низу: «Дима». Получилось коряво, но здорово. Хлебнув ещё коньяка, Дима добавил: «+Ру». Никто и никогда не заметит этих царапок, Дима вернётся в двадцать первый век, а где-то в глубокой древности, в каменном веке, останется его автограф — свидетельство путешествия во времени и неудачного любовного романа. Ах, Ру, почему ты такой бессердечный?

Обозрев местность в бинокль, Дима наметил объекты для съёмки: старушка с зубилом на бараньем лбу, посёлок с островерхими жилищами, водопад на скале, кухонная глиняная утварь, ожерелья, ножные браслеты и, разумеется, портреты всех женщин, которые согласятся позировать. Снять Ру вряд ли получится, вождь снова куда-то исчез. Неуловимый и прекрасный, как мечта.

К вечеру Дима забил фотографиями сто двадцать восемь гигов на флешке и разрядил все аккумуляторы. Гростайн начинал тускло светиться.

***

Дима освежился под водопадом и спустился в посёлок как раз к ужину. С собой он захватил бутылку коньяка, на дне которой ещё плескалось. Женщины хлопотали у стола и жестами позвали его разделить трапезу. Давешний олений бок выглядел сочно и соблазнительно, запах дразнил аппетит, и у Димы потекли слюнки. Он устроился на кочке рядом с Му: он знал её лучше других и ценил за то, что она не лезла к нему в штаны без приглашения. Целовать целовала, а больше ни-ни. Воспитанная девушка — редкость в первобытном племени.

Когда всё уже было готово, из-за дальней скалы появился хмурый предводитель. Он молча сел на трон, выбрал самый жирный кусок мяса и принялся его жевать. Как по команде за мясом потянулись и остальные. Дима откашлялся и сказал:

— Я знаю, что вы не понимаете русский язык, но я хочу вам кое-что сказать. Вы дикие люди, живущие в каменном веке по варварским обычаям. Это нормально. Вы в этом не виноваты. Поэтому я не обижаюсь, что вы не хотели меня сюда пускать, а потом унизили… гм, предложением вступить в противоестественную связь.

Все внимательно его слушали, один лишь Ру громко чавкал, обгрызая мосол. Дима повысил голос:

— Но есть и хорошие моменты! Ваша природа чиста и прекрасна, как в день сотворения мира. Ваша маленькая община процветает. Ваша наскальная живопись — шедевр и культурное наследие ЮНЕСКО. Вы можете этим гордиться. Жаль, я не успел разобраться в концепции космологического мира…

Говорить речь, когда тебя слушают десятки женщин, оказалось неожиданно приятно. Дима смочил горло коньяком и с воодушевлением продолжил: