Дневник 1984-96 годов
Шрифт:
В чужих странах, неведомых местах порой уверуешь, что люди-то, в общем, везде живут почти одинаково, да и антураж этой жизни не очень различен. Те же, что и в Москве, сочлененные венгерские автобусы развозят варшавян; почти все прохожие одеты либо в настоящий, как и в Москве, импорт, либо в лихой под импорт "самострок", да и в прозрачных пластмассовых сумках несут по летней щедрой поре то же самое: помидоры, другие овощи, молоко в бутылках и пачках, лузгают семечки так же весело, как совсем еще недавно и у нас (но здесь обычай иной: семечки продают на улице не россыпью, а по-деревенски, невышелушенными из подсолнуховых шляпок, и не считается зазорным сесть в сквере на лавочку
После моего возвращения из Польши состоялась редколлегия в "Знамени" по новому роману. К этому времени Г.Я. Бакланов объявил об этом в "Литературке". Контекст был в высшей степени для меня благоприятный: "Мы открываем год новым романом С. Есина, написанным на самом актуальном материале". А перед этим шел А. Бек, пролежавший неопубликованным несколько десятилетий. На редколлегии своеобразно повел себя Ю. Апенченко: очень хотелось Юрочке понравиться новому главному. Я все время смотрел на Бакланова. Он помолодел за последнее время. Только руки у него выдают возраст, но руки — я теперь уже это знаю — человека, работающего на земле (здесь припомнилось высказывание Трифонова в разговоре с Твардовским — как, дескать, Бакланов разумно ведет хозяйство на своей даче.
21 сентября, воскресенье. Был на премьере "Истории лошади" в студии Марка Розовского. Поразило все, что там происходило. Пожалуй, первое публичное дело о плагиате. Розовский повторил многие "ходы" Товстоногова, тем самым вслух сказав, что спектакль в Ленинграде почти целиком сделал он. Или только претендует? Есть вещи на спектакле поразительные. К своему удивлению, я узнал, что многие актеры — самодеятельные. Андрей Степанов оказался каким-то технарем и даже лауреатом Госпремии. Его Холстомер больше христианин, чем герой Лебедева. Запомнился еще Сергей Щеглов.
Читаю Дэвида Яллона "Кто убил папу Римского?".
Совсем не работается. Болит сердце.
Меня утвердили в редколлегии "Знамени". Списочек занимательный: Лакшин, Друнина, Маканин, Черниченко и я. Сережа, ты ли это, трубочист?
24 сентября. Состоялось обсуждение книжки Шавкуты. Это была демонстрация 40-летних. Господи, ну чего им всем надо? Писать надо. Разве неясно, что общественное признание приходит только через читателя?
26 сентября, четверг. Пишу в машине: Валю привез на Шаболовку в ломбард за ее мехами. Она сдает в холодильник шубу и лису. Пока она стоит в очереди, ожидаю ее на улице. Бедных, несущих в ломбард последнее, меньше не стало.
Из последних впечатлений. Как жалко, что все давнее быстро забывается, стирается, мозг, эта стареющая пластина, уже плохо держит электромагнитные колебания воспоминаний. Так, значит, воспоминания — это электрические импульсы и одинаковость воспоминаний обусловлены одинаковостью, т.е. идентичностью емкости электромагнитных разрядов.
27 сентября, пятница. Вчера вечером смотрел фильм Маргарет фон Тротта "Роза Люксембург". Здесь два момента. Уничтожили так называемые фестивальные талоны, теперь в кинотеатре общая очередь, и сразу же исчез дефицит: парикмахерская и мясная лавка в очередь за эфемерным — за искусством — стоять не привыкла. Одним словом, в зале было зрителей процентов 5, от силы 10 от количества мест. И опять вывод: вся история советского биографического и историко-революционного кино отвратила зрителей от подобных лент. "Все равно будут врать!" А фильм — прекрасный. Меня, в общем, специалиста, поразил здесь объем изображения и галерея лиц: Бабель, Кугельман, Адлер, Каутский, Цеткин. Точна позиция автора в вопросе о кредитах, о мире, о классах. Совершенно ленинская точка зрения Розы на преждевременность выступлений немецкого пролетариата в 1918 году. Прекрасный фильм, и жалко, что его увидит мало народа.
11 октября, суббота. Десять лет, как умерла мама. Это произошло (Валя все помнит по часам и датам) в ночь с 11 на 12. Я редко хожу в крематорий, хотя часто проезжаю мимо его стен, бываю в Донском монастыре. Но моя связь с ней постоянна. Последнее время я все более активно вырабатываю новую теорию о сгустках электричества — волны, колебания, иллюзия и образ души, — которые остаются и еще долго, затухая, зацепляют волны других сгустков, живых. Вообще, сейчас я уже больше веду диалоги с покойниками, чем с живыми. Боже, почему так рано я стал старым? Почему так странно прожита жизнь? Почему я столько отложил на завтра?
Живу в Болшево. Скорее — прячусь от телефона, известий из Москвы. Все время болит сердце, но я продолжаю бегать, издеваться над собою, комментируя свое неправедное житие.
Позавчера, 9-го, отвез в "Знамя" уже переделенный роман "Временщик и временитель". Возможно, я крепко его подпортил, по крайней мере сделал ординарнее. Уничтожил последнюю главу — "Дневник Вени" и снял тревожную предпоследнюю главу, теперь все развивается по хронологии. В этом есть обычная логика, но я чувствую, что сделал это напрасно.
В редакции был интересный разговор с Еленой Моисеевой Ржевской. Позже состоялась редколлегия. Я еще раз поразился, какой Бакланов умница, сколько доброжелательства и мудрости, центризма, сложного понимания природы человека и спокойного стремления успокоить всех. Сегодня принимаюсь за ленинскую пьесу. Но, судя по всему, Шатров ее уже написал.
14 октября, вторник. Мелкие долги за последние дни.
С чувством восхищения и зависти прочел рассказы В.П. Астафьева в "Нашем современнике". Мне дали комплект, состоящий из рассказов и "Печального детектива". Он, конечно, сейчас самый выдающийся мастер слова в нашей литературе. Такая поразительная изобразительность и ясность в обрисовке современного человека в приземленно-духовном "Месте действия", "Лове пескарей в Грузии". Из-за этого рассказа в свое время грузины ушли со съезда. Нет в нем ничего, против чего могло бы восстать народное сердце. А если В.П. и зол, то зол против того, за что зол и на русских: за хвастовство, хамство, хапливость и бессердечие. Современный плохой человек везде одинаков.
За "Печальный детектив" взялся с отчаянием. Я и не представлял, что может сделать в романе такой мастер, как Астафьев. А оказалось, все не так просто. В романе астафьевские художественные средства оказались трудноприменимыми. Так, иногда мощный тягач не может быть использован на слабых дорогах. Это интересно, но оставляет возможность писать самому.
Сегодня Владислав Александрович Пронин ругал меня за новый роман, не так хорош, но здесь — мизантропия ненапечатанного.
Оскоцкий — новый редактор прозы в "Знамени".
Вчера вечером ездил в Москву провожать Валю в Иваново. Вернулся к утру.
Дочитал "Последний год Достоевского" И. Волгина. Этой книге можно завидовать. Волгин ухватил время. Вот так почти самоуничижительная задача художника — лишь один год из чужой жизни — оборачивается его триумфом. И какая умная, многознающая книга! Об эпохе 80-х я узнал здесь больше, чем выпускники АОН из всех вместе учебников. Несколько дней назад проглядывал "Вопросы литературы". Статья В.М. Озерова на основе его выступления на VIII съезде писателей. Этот, по словам Светлова, мастер ходить по разминированным полям написал и обо мне. Где он только был раньше? Как крутятся старые конъюнктурщики. Но время такого взгляда на жизнь закончилось.