Дневник Аси Лазаревой. В поисках простой любви. Часть первая
Шрифт:
– Надо с ребенком дома разговаривать по-французски, я ей говорила, она же французский знает. Нет, она все по-своему сделала…
Я проснулась на этой фразе, прозвучавшей за моей спиной, и обнаружила, что все уже покидала в тележку и, почти лежа на ней, задремала в очереди в кассу. Лежа, потому что каблуки к вечеру становятся просто невыносимыми – адской занозой в каждую пятку. Снизу зудели ноги, сверху – уши. Рядом женщина лет шестидесяти выговаривала мужчине: «По-французски надо с ребенком дома говорить, я ей давно говорю, уже бы давно могла уехать, нашла б там себе мужика, жила бы сейчас на Лазурном берегу, нет, она сама умная…».
Еще одна без мужика, и кто ее осуждает? Мать! Бедная девка. Видимо, сама растит ребенка. А
Закидываю огромные пакеты в багажник. Давай, Лазарева, левой, правой, левой, правой, ты же почти весь день сидишь, пошевеливайся, это твой фитнес. Удобно – тратиться на абонемент не надо. Мужчина в машине рядом сидит «зырит», сейчас дырку просмотрит. Лучше б вышел и помог. Чего зря смотреть? Блин, пальто об бампер испачкала. Вот когда люди моют машины? Когда они успевают? Глазеющий чувак уехал, не стал заморачиваться. Ну, правильно, зачем ему женщина в грязном пальто.
Кажется, с этим миром что-то происходит. При таком обилии людей в этом городе, в этом гипермаркете и даже на этой парковке никто никому не нужен… И даже если ты все еще молода и прекрасна, у тебя все равно мало шансов встретить кого-то подходящего. Кажется, у мужчин нет сил на знакомства, их хватает только на «посмотреть». Они не хотят ничего всерьез. А среди таких, что якобы хотят, сколько тех, что пьют, или, как мой бывший муж, бьют? Если вычесть всех их, кто остается? Похоже, мои мечты о новой семье не сбудутся никогда. От этой мысли и воспоминаний о том, что сегодня вечером меня славно обматерил работодатель за то, что нельзя и не нужно делать, я почувствовала себя самой несчастной и самой одинокой женщиной на планете. Еще я до кучи вспомнила «разведенку», и мне захотелось расплакаться и напиться одновременно. Но мне нельзя. Завтра в школу. И на работу.
Гордые женщины и звезды
Дневник веду неравномерно. Я к нему кидаюсь, когда становится совсем тошно. Перелистываю страницу назад. Выходит, уже два дня подряд мне «совсем тошно»? Все это время – после скандала с издателем – ощущение, что я получила чугунной сковородкой по голове, так и не прошло. Но сегодня есть дело поважнее, чем растрепанные чувства по этому поводу. Утро началось с запихивания брыкающегося PR-директора в машину. Утро было солнечное, и PR-директор обычно бывала солнечной. Но не в этот раз. Роскошная грузинская принцесса, пышная и дышащая нежностью Эллочка запихивалась в машину только из уважения ко мне, приехавшей лично забирать ее из дома.
У PR-директора нашего журнала Эллы Георгиевны редкий талант: она теплая, как русская печь или шуба из чернобурки. Звезды, политики и чиновники, продавцы, секретари и полицейские начинают душевно льнуть к ней спустя пять минут общения. И даже, если она исчезает с их небосклона на пару лет, встретив ее на мероприятии, искренне кидаются к ней целоваться. Я лично это не раз наблюдала. «Родной, – обнимает Эллочка тех, кого принято именовать „селебритис“, – ты где был?». Она говорит это так задушевно, будто все эти годы она только и делала, что думала об этом человеке.
Сейчас Эллочка выглядит потухшей. Я не могла не приехать, я знала, что иначе Эллочка даже не подумает ехать на работу. Она, как и я, столкнулась с подавляющими силами противника, то есть издателя, но в отличие от меня уже даже не сомневалась, что надо
– Эллочка, ну, потерпи, все наладится, зато мы сделаем классный журнал, а Эдуард перебесится, или мы найдем к нему подход, вот Зина же с ним как-то работает уже пятнадцать лет, – я несу первое, что приходит в голову, потому что остаться без хорошего пиарщика совсем не в моих интересах.
– Нет, нет и нет, – почти рыдает Эллочка, – он не перебесится, это такой сорт, у него проблемы с головой. Я знаю, у меня отец такой. Я ему таких людей в этот вонючий грязный офис привожу, меня саму каждый раз тошнит, когда я туда иду. Это не моя работа – высиживать часы в офисе, а Зина деньги большие получает, это не наши с тобой две копейки.
Эллочку я считаю главной удачей – моей лично и всего журнала. Обложка – это самое главное, если ничего другого (читай: бюджета) для маркетингового продвижения нет. Те, кого предлагает наш главред-интеллектуал Валя, обычно мало узнаваемы, а у Эллочки куда более весомые возможности. Мне уже после пилотного номера стало ясно, что звезды первой величины так же «досягаемы» для маленького журнала, как космический спутник для монтера на стремянке. Обычно. Но тут на арене появилась Элла Георгиевна – и с игривостью иллюзиониста решила эту проблему. Теперь процесс «доставания» звезды выглядит так.
– Пьетросяна хочешь? – спрашивает Эллочка, прихлебывая кофе из маленькой изящной чашечки и листая очередной видавший виды толстый еженедельник, которых в ее необъятной сумке обычно водится штук пять за разные бородатые годы. Я отрываюсь от компа и задумчиво засовываю нос в огромное ведро с кофе. Сижу и думаю, кто вообще может захотеть Пьетросяна на обложке?!
– Нее…
– Яромольника? Верняка?
– Да, их можно, особенно Яромольника.
– Да, да! Яромольника! – Валя забегала по редакции.
– О, вот же Колин телефон, а я его в красной книге искала, Колю хочешь? Баскакова?
– Баскакова?! Круто, Баскакова надо брать.
– Нет, вы что?! Ни в коем случае! Он же попсовый, – Валя не хотела Баскакова.
И так до бесконечности, пока редакция не придет к согласию. А потом начинается магия. Эллочка берет трубку и, что-то промурлыкав про общих знакомых, начинает представлять наш никому, честно признаться, не известный психологический журнал. Она делает это с таким воодушевлением и восторгом, что каждому начинает казаться, будто весь мир только и говорит, что об этом удивительном, прекрасном, великолепнейшем журнале, по волшебству меняющем жизнь каждого, кто к нему прикоснется. Остается только краснеть и стыдиться своей дремучести.
К «своим» звездам Элла Георгиевна обычно не допускает абы каких журналистов, но в нашем своеобразном издании «право первой ночи» (честь интервьюирования звезды) всегда с гордостью преподносится самому издателю. Но что самое удивительное: тот запросто может не оценить и отказаться. То звезда не та, то настроение не то, то… Если отказывается босс, еду обычно я. Юрист. Директор. А теперь еще и интервьюер.
На хозяйстве
С тех пор как я покинула кабинет на Арбате и оказалась в комнате между кладбищем и железной дорогой, разделяя это Зазеркалье с растерянными редакторами и дизайнерами, на меня обрушилось столько дел, что какие-то там интервью уже ничего не меняли. Я даже не успела удивиться тому факту, что и года не прошло, а вместо лизинга – интервью. Я вообще не успела ничего почувствовать: ни обрадоваться, ни расстроиться, просто потому, что все происходит слишком быстро. Уже в самый первый раз все прошло на удивление буднично, будто всю жизнь этим занималась. Но процесс мне понравился. Оказывается, делать интервью – это так интересно! Сначала человек закрыт, но потом привыкает к тебе, расслабляется и начинает говорить то, что думает.