Дневник чайного мастера
Шрифт:
Майор Болин отпил еще немного и произнес:
— Искренне рад, что ваш чай, мастер Кайтио, произвел впечатление на командора Таро. Его перевели сюда надзирать за местной администрацией, и мы теперь работаем в соседних кабинетах.
Таро вытер рот.
— Я особенно озабочен искоренением местной аквапреступности, — заявил он. — Вы, пожалуй, осведомлены о том, что в последнее время криминалитет в Скандинавской унии вышел за все разумные рамки. — В комнате повисла тяжелая пауза. — Уверен, мы еще встретимся.
— Приятно слышать, — ответил отец, поклонившись. Я последовала его примеру.
— Командор —
Отец налил им обоим по новой чашечке чаю. Я предложила сладости, и они взяли каждый по одной. Таро обратился к отцу:
— Мастер Кайтио, я не могу не восхититься вашим садом. Нужно ли говорить, что так далеко от орошаемых земель крайне необычно видеть всю эту зелень. Любопытно знать, как еженедельной нормы хватает на вашу семью, да еще и на растения?
— Разумеется, норма воды, которая полагается чайному мастеру в связи с его, так сказать, профессиональной занятостью, несколько увеличена, — заметил Болин.
— Естественно, — сказал Таро, — тем не менее не могу не отметить, что забота о саде требует жертв. Пожалуйста, расскажите, в чем ваш секрет, мастер Кайтио.
Тут Болин опередил отца и, глядя на Таро, твердо произнес:
— Мне кажется, мы потратили уже слишком много времени на пустяковую беседу, вместо того, чтобы наслаждаться чаем в полной тишине и забыть на секунду-другую горести дольнего мира!
Посмотрев на него, Таро обернулся к моему отцу:
— Возможно, вы правы, майор Болин. Пожалуй, приберегу свои вопросы для другого раза и позволю себе надеяться, что он случится весьма скоро. — Сказал и умолк.
Далее прозвучало несколько малозначительных фраз, не касающихся ни воды, ни вкуса чая, ни красоты сада. Большую часть в чайном домике царила тишина, медленно окутывавшая нас, словно дым от невидимых костров.
Кончилось печенье.
Опустел большой чайник, а затем и котелок.
Церемония окончена, когда закончилась вода.
Гости поклонились и надели сетки на головы. Я вывела их наружу из той же низкой двери, через которую мы вошли в домик. На улице уже появилась едва уловимая сеть летнего вечера, соединив день с ночью. Тускло поблескивали огневки в фонарях под крышей. Майор Болин и командор Таро шли за мной к воротам. Водитель солнцекара оторвался от игры в маджонг, глотнул воды из фляги, потянулся и запустил двигатель. Гости поднялись в солнцекар, попрощались и уехали.
Я вернулась к чайному домику. Стоял поздний вечер. Небо вокруг солнечного диска было цвета колокольчиков, растущих на заднем дворе. Воздух был недвижим, и трава на лужайке выпрямилась, чтобы впитать ночную прохладу.
Однако нужно было вытереть насухо котелки и прочую утварь, отнести все в особый шкафчик в задней комнате чайного домика. Я помогла отцу прибраться. Руки гудели, когда я принялась вытряхивать из фонарей поблескивающих огненных мух, которые тут же спрятались в кустарнике. Из домика все еще в церемониальной одежде и с москитной сеткой в руках вышел отец: тени пали на его лицо.
— Ты уже многое умеешь, думаю, вполне готова стать мастером чайной церемонии еще в этот праздник лунного года, — сказал он и молча пошел домой, а во мне навсегда поселилось беспокойство.
Я отнесла пустые фонари обратно в домик, завернула каждый по отдельности в ткань и аккуратно уложила их в деревянный сундук. Из последнего вытряхнула несколько огневок в свой ночной светильник.
Потом я долго ходила вокруг чайного домика, кружила по траве и между деревьями, ощущая, как ночная роса охлаждает искусанные ноги. Нигде не было видно худой темной фигуры — ни под соснами, ни на дорожке, ни на крыльце, но я не знаю, может, причина была в том, что я просто не туда смотрела.
Глава 4
Я лежу в постели, слушая, как лениво бьются огневки о стекло фонаря. Собственно, он не нужен, ведь солнце и вечером продолжает висеть над горизонтом тяжелым желто-оранжевым шаром, и его свет просачивается в комнату сквозь сетку от насекомых. Небо кажется бездонным. Из другого конца дома слышатся приглушенные голоса родителей, но смысла разобрать не получается. Прошло несколько дней после визита майора Болина и командора Таро, и теперь вечерами они часто что-то обсуждают, а потом мама долго не ложится спать. Она старается тихонько ходить из комнаты в кухню, но я слышу ее движения, вижу свет сквозь щелку под дверью.
У меня в руках одна из сохранившихся в доме старых книг. Это история о путешествии длиной в одну зиму. Я знаю ее наизусть, но сейчас слова утекают со страниц прочь, не давая мысли зацепиться за них: меня волнует не история, а мир, в котором она была написана.
Какими были зимы в архемире? Как бы это представить?
Я знала, что такое темнота: каждую осень, когда заканчивался лунный год, день и ночь встречались, чтобы поменяться местами, и начиналась зима. Все полгода, пока она длилась, было сумрачно, в домах круглые сутки горели большие фонари, а когда становилось совсем темно, то зажигали еще и светильники от солнечных батарей. Если взобраться на сопку, то на фоне темного неба можно было наблюдать свет далеких городов: далекий, но четкий отблеск на востоке — там, где находились орошаемые земли и море, а на юге почти невидимая искорка Куусамо. В это время года земля теряла остатки своей скромной зелени, и наш сад стоял голым и немым, ожидая возвращения солнца.
Правда, представить себе холод оказалось непомерно сложным. В темное время года я привычно закутывалась как можно теплее, ходила за торфом для камина с осушенных болот — все это я делала, когда солнце утрачивало последнюю силу после праздника середины зимы, но и тогда температура на улице редко опускалась ниже десяти градусов, а в теплые дни можно было, как и летом, разгуливать в сандалиях.
В шесть лет я прочитала старую книгу, где рассказывалось о снеге и льде. Помню, как решила расспросить маму о них. И тогда мама достала один из толстых, выглядевших такими серьезными томов с полки, куда я еще не дотягивалась, и показала фотографии: белые сопки с круглыми боками и сверкающими острыми краями среди незнакомых пейзажей. А еще она сказала, что это вода, перешедшая в другое состояние при низкой температуре в условиях, которые в нашем мире возможны лишь искусственно, но которые когда-то были естественной частью времен года и жизни людей.