Дневник чудотворцев
Шрифт:
Пётр, последовав бессловесным указаниям своего наставника и поблагодарив хозяина, также как это смог бы сделать самый обычный мим, снова ступил в узкий коридор со ступенчатой лестницей, возвращаясь в харчевню, словно в какую-то берлогу. Трактирщик неподвижно оставался позади, где-то наверху в своей тайной комнате прошлой жизни, а Сапожковский, гордо приподняв голову и широко вышагивая по скрипучему полу трактира, покинул вотчину своего неназываемого, вероятно близкого, друга. Каково было профессору – неизвестно. Он все переживания и думы также молча закапывал внутри себя, как это обычно делал и сам Пётр, у которого хоть и возникло масса вопросов после столь необычайной беседы двоих возможно самых загадочных для него людей, но эти вопросы так и остались не озвученными.
Глава вторая
Тройка уже была сменена, а кучер довольно и смиренно восседал на козлах, вероятно также накормленный где-то у станционного смотрителя.
«От малого всегда происходит великое» – так говорил на своих лекциях сам Сапожковский, и Пётр прибегнул воспользоваться именно этой фразой сейчас, только мысленно, глядя на профессора, который по обыкновению вернулся к своим книжечкам, продолжая свои невозмутимые зачёркивания карандашом и шуршащие записи.
Преодолев переправу через тихую Шелепиху, впадающую в Белую Холуницу, там, где образовывался запруд перед заводской плотиной с работающими водяными мельницами, путешественники оставили посёлок позади и вступили на очередную тропу между густой порослью вечно зелёной тайги с её великолепными соснами и елями. Чистый воздух и благоприятная ясная погода, особенно после доброго обеда в равномерно раскачивающемся из стороны в сторону экипаже, очень скоро начали убаюкивать Петра, отчего он на некоторое время задремал, упуская возможность увидеть в пути ещё один подобный Белохолуцкому посёлок Климковский с его чугунолитейным заводом и столь же невозмутимым народом.
Смешанные мысли о первом путешествии, об ореоле загадки вокруг её цели, самый необычный разговор между трактирщиком и академиком – всё это наваливалось невообразимым комом в голове юного путника, вызывая бурю беспокойства и недоумения. Всё, что можно было только представить и нафантазировать, всплывало дурными видениями прямо у него перед взором, а когда глаза, наконец, сомкнулись, можно было и не надеется, что такое количество информации не выльется в самый невообразимый сон, который, к сожалению, в мгновение ока будет забыт, растворившись в мире явном.
Следующей остановкой был посёлок Чёрнохолуницкий, где почтальон, разгрузившись и напоив лошадей, направил их в дальнейший путь. Пётр, пробудившись, неожиданно уловил себя на той мысли, что он продолжал спать, поскольку неожиданно с ним заговорил профессор, как уже сегодня произошло тогда, перед входом в Белохолуцкий трактир, совсем уж разоткровенничавшись о дальнейшем развитии путешествия.
– Что ж, дорогой друг Петро, – начал было он, совершенно отложив в сторону все свои дела с бумагами – Дело идёт к вечеру, и последующую ночь, как я уже говорил, мы проведём в гостях у одного моего очень хорошего знакомого в посёлке, имеющем название Осокино. Но, забегая вперёд, хочу заранее тебя осведомить, чтобы ни слова не было сказано о нашей с тобой экспедиции. Дело на самом деле серьёзное, – профессор сделал некоторую паузу, несколько призадумавшись и слегка наклонившись, будто собираясь говорить даже шёпотом нечто совершенно засекреченное – Друг находится в некоторой степени не в достаточно здоровом состоянии и я не хочу подвергать его опасности отправиться вместе с нами на Камень, а он обязательно изъявит такое желание, – на лице Сапожковского блеснула улыбка, настолько светлая и тёплая, что Пётру только оставалось молча кивнуть в знак понимания и согласия – Он очень гостеприимный, и мы достаточно передохнём после целого дня езды, но возможно это будет единственный приют, в котором нам удастся вдоволь отдохнуть. Впереди Пермский университет, где мы получим официальные полномочия по поводу экспедиции. Ах да, – профессор сделал движение пальца перед собой – Академия предоставит финансовую поддержку и нам дополнительно придётся вести корреспонденцию Русского Географического общества. Думаю, что ты справишься, – добавил профессор, после чего снова озарился сердечной улыбкой, при этом подмигнув Петру, как давнему приятелю – Затем мы отправимся в Златоуст, с заездом в Кунгур, а далее наш путь будет лежать в сторону Троицка, где мы, наконец, обеспечим себя запасами провианта и проводниками вплоть до самой Бухтарминской.
Новость о дополнительной нагрузке по написанию заметок для Географического общества весьма взбодрила юного помощника. Такой чести мало кто удостаивался, а уж тем более молодой и неопытный путешественник как Пётр. Конечно он прекрасно понимал, что основные лавры славы будут в пользу великого Сапожковского, но имя Самарина также будет удостоено благородного звания личного корреспондента знаменитого профессора. Пётр вовсе не боялся, что не будет первым, ведь быть рядом с первым дело намного труднее, серьёзнее и ответственнее. Это естественно никак не могло его остановить и напугать.
Покинув Чернохолутинский, экипаж оставил за собой очередной мирок с кипящей жизнью железоделательного завода с его всюду похожими серыми строения с высоченными трубами, клубящими отравительный дым, вовсе не страшный для этих могучеруких богатырей, таскающихся с грудами металла и руды. До Осокино оставалось около тридцати вёрст пути. Дорога никак не изменилась, стелясь под копытами и колёсами замесом запорошённого пылью и песком грунтом, но видно было что объезжали её крайне редко. Сон уже не тревожил никого из путников, и Пётр вряд ли смог бы уснуть ещё несколько часов после речи профессора. Мысли снова ушли куда-то внутрь себя, снова какие-то поиски и смысловые придумки. День ещё не прошёл, а вроде уже столько всего произошло. Экспедиция, таинственный трактирщик, откровения профессора, Географическое общество. Что же будет впереди? И ведь вроде бы всё это происходит как-то вокруг юноши и не совсем с самим Петром. Он как сторонний обыватель, наблюдающий за происходящим, словно зритель в театральной пьесе, которая разыгрывается прямо здесь и сейчас. Об этом можно было только мечтать.
Так думать Пётр мог себе позволять не долго, ведь ему приходилось начинать вести путевые заметки, и подобно профессору, который никак не изменял своему любимому делу, принялся за написание первых строчек текста в блокноте, который возможно войдёт в историю, как особенно важный документ для российской и мировой общественности. Карандаш очень легко шёл по жёлтым листам бумаги, очерчивая каждую буковку особенным узором и знаком отличия. Искусство написание текста – это высшая степень мастерства любого автора. Пётр, при оформлении каждого нового слова, чувствовал себя истинным художником, работы которого определённо удостоятся стать совершенным произведением в одном из музеев мира. Любовь к своему делу и особенная старательность приводили молодого корреспондента к настоящему возвышенному чувству эйфории. Слово за словом, текст за текстом и ничего лишнего, только важнейшие детали путешествия, чётко разложенные по полочкам. Время, место и событие – всё это конспектировал юный помощник Сапожковского.
Солнце постепенно двигалось к закату, скрываясь где-то за густой далью обширного леса. Темень незамедлительно окутывала окружающую тихую глушь, наполняя пространство пробуждающейся живности дикой природы. Можно было вполне наткнуться на любых представителей животного царства и попасть в весьма неловкое положение, на случай, если ими окажутся какой-нибудь изголодавшийся медведь или вездесущая волчья стая, а может быть и вовсе свирепый кабан. Пётр прекрасно помнит свою первую встречу со свирепым вепрем, который в своей силе и безумии не мог уступить никому из хищных представителей леса. Что двигало этим огромным шерстяным чудовищем, бороздящим сугробы, словно царственный фрегат океанические воды, ещё тогда совсем маленький Петр ответить вряд ли мог. Единственное, что он сумел сделать, так это укрыться в одном из сарайчиков, наблюдая, как тот крушил в щепки охотничью делянку, и, если бы не подоспевшие мужики, сумевшие одолеть яростного зверя, то никто бы не знал печального итога той ключевой встречи мальчика и кабана, изменившей всё его отношение к живности. Благо в этой местности они встречаются крайне редко, ввиду обитания в более южных районах, где они могут свободно питаться своими излюбленными желудями и кореньями.
Впереди показались очередные крыши домов. Поселение было явно больше предыдущих, рассыпаясь многочисленными избушками вдоль почтовой дороги. Разрастаясь довольно ветвистыми сетями не имеющих какой-либо разметки улицы, терялись в глубине обжитого местечка, где люди зажигали ночные огоньки. То и дело встречались крохотные компактные компании молодых людей. Юноши и девчата, все ровесники Петра, распевающие задушевные песенки, покидали придорожные кабачки и направлялись в сторону отчего дома, завершая нынешний день. Пётр смотрел на всё это, призадумываясь и вспоминая, что вот также шли молодцы с девицами по Вятке и гуляли на всю широкую улицу, горлопаня частушки и вытанцовывая самые невообразимые плясы, но, как и тогда, так и теперь, оставался он в стороне. И не были эти думы омрачены огорчением или сожалением. Они просто были, всплывая в памяти картинками, от которых не возникает обычно чувств, вызывая туманные наплывы, словно в мираже. И была там же она – его муза – воспевавшая таким чудным голосом, что тут невольно даже сквозь время подступает неконтролируемая улыбка и те чувства, которые не возникли бы никогда раньше.