Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)
Шрифт:
Дама взяла это послание, прочла и возвратила назад, снабдив прилично случаю особой пометой, а на полях написала довольно посредственным почерком: «Ничего подобного. Это была не я. Не я!». Мне это было не по нраву.
Между тем наступила десятая луна. В двадцатых числах, когда я находилась в другом доме, в который переселилась, чтобы избежать результатов дурного предзнаменования, я услышала разговоры, будто у женщины, которую я так не любила, родился ребенок. Конечно, я невзлюбила ее пуще прежнего, но близко к сердцу известия не приняла. В сумерках, когда зажгли светильники и подали ужинать, прибыл мой брат и достал из-за пазухи перевязанное послание, написанное на бумаге митинокуни [26] . Письмо было прикреплено к высохшему
26
Для переписки употреблялась бумага, изготовленная в провинции Митинокуни.
– Ой, от кого это?!
– воскликнула я.
– Посмотри еще раз,- был ответ.
Я развернула послание и просмотрела его при светильнике. Почерк, которым было написано письмо, принадлежал человеку, к которому сердце мое теперь не лежало. А написано было так:
«Что же получилось из твоего "Какой же это жеребенок"?
От инея увядшая трава Ко мне имеет отношенье. Но жеребенка, Что исполнился очарованьем, Хотелось бы расположить к себе.О, как мне тяжело!»
Самое удивительное: здесь были те несколько слов, что я когда-то в порыве раскаянья послала Канэиэ. «Отчего это?» - подумала я и спросила:
– Не господин ли это из дворца Хорикава?
– Да, это послание Первого министра. Был человек из его свиты. Он было пришел в вашу усадьбу, но там ему сказали: «Не изволит быть». Однако же он оставил послание, заметив: «И все-таки, обязательно передайте».
Больше всего меня удивляла мысль о том, каким образом он услышал мое стихотворение. Я опять стала со всеми советоваться, и мой старый отец, выслушав меня, смущенно заметил:
– Очень неудобно получилось. Надо было ответить сразу, отдав свое письмо тому члену свиты, который принес послание.
Тогда я, хотя и не считала это своей небрежностью, ответила очень, видимо, неучтивым стихотворением:
Когда-то жеребенок Крупом раздвигал бамбук. Теперь все изменилось - Трава сухая Неодолимой стала рощей.Одна из моих дам заметила мне:
– Ответ на это стихотворение он решил написать сразу же. До середины написал, а потом молвил: «Никак не получается концовка». Прошло долгое время, пока он решился.
Моему сыну срочно поручили наблюдение за танцовщиками, сказав при этом, что послезавтра - специальное празднество.
По этому случаю пришло редкое послание от Канэиэ. «Что еще нужно сделать?» - спрашивал он, присылая все, что было необходимо сыну.
В день последней репетиции от него принесли еще одно письмо: «Сейчас я не у дел из-за осквернения, поэтому не могу приехать во дворец. Я думал прибыть к вам и проводить сына, но ты вряд ли подпустишь меня к дому. Я в нерешительности: как мне быть?».
Растерявшись при одной только мысли, что Канэиэ сейчас может прибыть сюда, я велела сыну:
– Быстро одевайся и поезжай к отцу!
Так я подгоняла его, а когда сын уехал, тотчас же залилась слезами.
Встав рядом с сыном, Канэиэ заставил его повторить танец, а потом отправил во дворец.
В день, когда наступил праздник, я выехала из дому, рассчитывая увидеть процессию. На северной стороне дороги, особенно не бросаясь в глаза, стоял экипаж, крытый бетелевыми листьями. Сзади и спереди занавески у него были опущены. Спереди из-под занавеси выглядывал тяжелый тканый рукав фиолетового цвета [27] поверх чистых полотняных облачений. Глядя на этот экипаж, я решила, что он женский.
27
Одежду фиолетового цвета позволялось носить только представителям высшей аристократии.
Из ворот дома, что стоял позади экипажа, к нему церемонно вышел придворный шестого ранга, опоясанный большим мечом, и, преклонив колени перед тем, кто находился внутри, что-то сказал. Когда я, удивленная
– Если хорошенько присмотреться, там есть люди, которых нам приходилось видеть, - сказали мне.
Церемония закончилась раньше, чем всегда; все, кто сопровождал кареты высшей знати, должны были видеть это окружение; задержавшись там, они столпились в одном и том же месте - возле экипажа Канэиэ. Сын, которым были заняты все мои мысли, выглядел с сопровождающими его людьми просто великолепно, хотя и был вызван внезапно. Люди из высшей знати, как это было принято, протягивали ему фрукты и другие дары, что-то говорили, - мое материнское самолюбие было удовлетворено. Кроме того, случилось так, что мой старомодный отец, не осмеливаясь смешиваться с высокопоставленными, находился среди тех, чьи одежды были цвета желтой розы [28] . Канэиэ заметил его, извлек из числа мелких чиновников и послал в свой дом за сакэ, а потом наполнил для него керамическую чарку. В тот самый момент, когда я это увидела, не возликовало ли мое сердце?!
28
Одежды цвета желтой розы– цвет одежды соответствовал рангу человека. Желтые одеяния носили погонщики быков, слуги высшей знати. Отец писательницы носил алые одеяния, но, не смея приблизиться к особам высших рангов, держался неподалеку от их слуг.
Некоторые уже намекали сыну:
– Ну, наверное, уже пора!
– и были женщины, которые добивались его. Сначала он написал той, что жила в районе Восьми мостов:
Ответа на этот раз, как будто, не было, и он снова написал:
29
Бог одного слова из Кадзураки (Кацураги) - здесь: завуалированное указание на провинцию Ямато, где обитал этот бог.
Теперь ответ пришел:
О чем Вы просите? Следов не видно Здесь, у Восьми мостов, Возле которых нет дороги, Где Вы ходить могли бы.Письмо было написано переписчиком. Юноша ответил:
Но отчего ж Мне было не ходить Дорогой той?– Оставил я следы на ней, Когда впервые стал просить ответа...
На послание ответили:
Хоть и просили Вы, От этого не стало толку - Дорога облаков В огромном небе Не хранит следов.Она решила, что взяла верх в этом состязании, но он опять написал:
В огромном небе Нет моста из облаков. Печалюсь оттого, Что не пройти Над облаками.Ее ответ: